Защелкали реле, оборудование втянулось, зашипел воздух, крышка резервуара откинулась, и я выскользнул наружу. Я сел и развел ноги в стороны. Это было больно. Мои мышцы ощущались такими же, как у мумии Тутанхамона. Препараты и техника микроспазмов сработали не совсем так, как рекламировали. Я дрожал, было холодно. Поблизости никого не было видно. Я оглядел унылые серые стены, шкафы для записи данных, обшарпанный деревянный стол, за которым Мак часами просматривал профили тестов, и увидел три пустых резервуара...

Стало очевидно, что запуск был отменен. Другие ККС были в беспорядке, их крышки свисали с перекрученных проводов — и они были пусты. Я крикнул.

— Эй, Дон! — ответа не последовало. — Джонни! — сработало не лучше. — Посмотрим правде в глаза, — сказал я себе, — я здесь один.

Финальная подготовка никогда не выглядела хуже чем сейчас. Табло не светилось, и Мак надрал бы кому-то задницу, когда такое увидел бы, но я попробовал включить резервное питание и получил зеленые сигналы о готовности экипажа, целостности корпуса, холостого хода катушки ускорителя и завершения загрузки. Она была готова к запуску. Так почему она не полетела?

Это было забавно. Кассеты с пленкой были пусты, а красная лампочка режима ожидания выключена. Я стоял, и у меня кружилась голова. Где был Мак? Где были Бэннер, Джонни и Мэллон?

— Эй? — позвал я еще раз, но не услышал даже хорошего эха. Кто-то должен был нажать на кнопку, чтобы запустить цикл моего восстановления; и где он теперь прячется? Я сделал шаг, за мной поволоклись кабели. Я отстегнул их и снял с себя ремни. От усилий у меня перехватило дыхание. Я открыл один из шкафчиков на стене: скафандр Дэя безвольно висел на вешалке рядом с какими-то тряпками, видимо бывшими когда-то одеждой. Я заглянул еще в три шкафчика. У меня не было одежды — даже халата. Я также скучал по обычной миске горячего супа, по ухмыляющимся лицам помощников, и даже по кислой физиономии Мака.

Здесь было холодно, тихо и пусто — больше похоже на морг, чем на исследовательский центр высшего уровня. Мне это не понравилось. Что, черт возьми, происходит?

Затем я испытал сильное потрясение: дверь для служебного доступа толщиной в восемь дюймов, которая открывалась в туннель, ведущий к силовому отсеку — к самой катушке ускорителя — была распахнута настежь. Даже приезжие сенаторы не решались заглянуть туда. Оттуда выбежала крыса, не впечатленная ускорителем. Я прошел несколько шагов и увидел на полу мусор, как будто кто-то работал над своим проектом в домашней мастерской: куски толстого кабеля, обрывки изоляции, пустые бумажные коробки с каталожными номерами. Впереди я увидел еще больше такого же хлама, а также самодельную систему освещения. Такого не могло произойти. Я вышел оттуда и еще раз осмотрел зоны — Предварительного Этапа и Предпускового. Припасы все еще были заперты.

В последнем шкафчике лежал на вид подержанный армейский комбинезон. Я надел его, установил регулятор температуры на восемьдесят [2] и почувствовал, как тепло начинает проникать в мои кости. Я открыл дверь и вошел в лабораторию. Люк доступа, “Самый-Главный-Сверхсекретный”, ведущий по трапу к каютам экипажа “Прометея”, был шокирующе приоткрыт. Свет не горел, за исключением тусклого свечения аварийных указателей маршрута. Там тоже был разбросан мусор. Кто-то что-то делал с “Прометеем”! Это было немыслимо, поэтому я даже не подумал об этом.

В воздухе витал слабый неприятный запах. Я услышал сухой шорох и заметил какое-то движение. Крыса размером с лисицу села на задние лапы в шести футах от меня и посмотрела на меня так, словно я был чем-то съедобным. Я ударил ее ногой, и она убежала, но не очень далеко. Мое сердце забилось немного сильнее, как бывает, когда начинаешь понимать, что на этот раз что-то действительно не так — очень не так. Я должен был каким-то образом выяснить, насколько все плохо. Не мог же я прятаться здесь вечно.

Поднявшись наверх, я заглянул в Административную Секцию. Разумеется, там было пусто. Я покричал, а потом кашлял целую минуту; эхо здесь было чуть лучше. Я прошел по коридору, усыпанному бумагами, мимо открытых дверей тихих комнат. В кабинете директора посреди ковра стояла почерневшая мусорная корзина. Воздухозаборник кондиционера над столом был покрыт слоем черной пыли толщиной почти в дюйм. Кричать снова было бесполезно, здесь было пусто, как в разграбленной могиле, если не считать крыс. Даже телевизор Боба исчез.

В конце коридора была открыта внутренняя дверь охраны. Я прошел через нее и обо что-то споткнулся. В слабом свете мне потребовалось мгновение, чтобы понять, обо что. Он был МР [3] , в стальном шлеме и ботинках для подавления беспорядков. От него не осталось ничего, кроме раскрошенных костей, нескольких кусочков кожи и каких-то металлических мелочей. На нем была табличка с его именем: Левин. Рядом лежал револьвер 38-го калибра. Я поднял его, проверил барабан и сунул в набедренный карман комбинезона. По какой-то причине это заставило меня почувствовать себя немного лучше.