– Долго ты там ещё в своём Верхотомске околачиваться будешь? – тихонько спросила она. – Сколько ещё тебе осталось по распределению этому дурацкому? Всё вредность твоя.

– Недолго, – выдавил я, проглатывая комок, ставший в горле. – Чуть-чуть ещё.

– Смотри, досидишься там, самой уж чуть-чуть осталось. Умру, а ты не прописан. Уйдёт квартира, будешь по чужим углам мыкаться.

– Что значит «умру»? Ещё лет тридцать придётся подождать!

– Оптимист!

Она вздохнула, выпустила меня из объятий и начала собирать посуду.

– Плохо поел. Отвратительно.

Я тоже поднялся, начал помогать.

– Сиди! – скомандовала бабушка. – Командированный. Ты нынче в гостях. Так что сиди. Сейчас пирог принесу, как ты любишь. С яблоками.

– Ой, давай пирог на праздник оставим. Я уже не смогу.

– Ну чай-то будешь пить? С твоими травами таёжными.

– Чай буду. Чай – это хорошо.

Пока бабушка звякала посудой на кухне, я поднялся и заглянул в комнату, в которую вела дверь из гостиной. Это была её спальня. Понятно. Кровать, шифоньер, всё просто, ничего особенного. Кроме одной вещи. На столе стояла печатная машинка в аккуратном чемоданчике. Отлично! С машинкой я гораздо быстрее управлюсь.

Вернувшись в гостиную, я взял со стола супницу и отнёс на кухню.

– Ставь на стол, – скомандовала бабушка. – На вот, чашки возьми, раз пришёл.

Я взял, но, прежде чем нести на стол, зашёл в комнату Сани. Она была совсем небольшой. У стены с тёмно-изумрудным ковром стоял угловатый диван, гэдээровский вроде, раздвижной. У окна – небольшой письменный стол. А ещё шкафчик с ключом, две полки с книгами и уголок со спортивными наградами. Кубки, медали, грамоты.

Второе место на чемпионате Москвы по вольной борьбе. Неслабо. Пусть среди школьников, но неслабо. Молодец, Саня, молодец. А ещё на полочке лежал голубой берет. Отслужил, стало быть, товарищ Жаров в десантуре. Я хмыкнул. А у нас с ним было гораздо больше общего, чем можно было ожидать…

После ужина я порылся в шкафчике, выбирая бельё. Ну, извини, брат, твоё тело, и бельё тоже твоё. Принял душ, намылившись «Земляничным», и пошёл работать. Бабушка удивилась, но машинку дала.

– Мне отчёт нужно о командировке составить, – сказал я. – Там некогда будет, так что я сейчас, если ты не против.

– Ты же вчера сидел над отчётом. Строчил весь вечер.

Блин…

– Это наброски были, черновик. А теперь красиво напечатаю.

– И давно ты печатать научился? – хмыкнула она.

– На работе.

– Глядите на него! Первопечатник Иван Фёдоров. Давай, уж лучше я по старой памяти. Ты диктуй, а я махом. Пальцы не те уже, но всяко быстрее тебя справлюсь.

– Не надо, – помотал я головой. – Спасибо, но нет. Во-первых, пальцы твои мы побережём, а, во-вторых, мне там ещё переделать кое-что надо по тексту. Ты не дашь мне копирку и бумагу?

– Прямо не швейная фабрика, а литературный институт. И царство бюрократии, заодно. Возьми в шкафу, знаешь же, где бумага лежит. Там и копирка есть, и синяя, и чёрная.

Я, разумеется, не знал, но нашёл довольно быстро. Там же оказались и конверты.

– Ба, ты дверь закрой к себе, когда спать ляжешь, а то я могу допоздна засидеться.

Я заперся в комнате и приступил к работе. Машинка оказалась практически старинной. Это была «Москва». Слышать о такой я слышал, но печатать не доводилось. Размер у неё был довольно небольшой, но усилия, по сравнению с клавиатурой ноутбука, пришлось прикладывать значительно большие.

Всё это дело грохотало, клацало и звякало, хотя механизм работал идеально. Потыкавшись и помыкавшись, я минут через двадцать более-менее освоился и с ходом каретки, и с заправкой бумаги, и даже с раскладкой. Цифр «3» и «0» не было, нужно было печатать вместо них буквы. Зато «ё» имело отдельную кнопку, хоть и не там, где я привык её искать.

В общем, я приспособился и начал печатать. Глаза слипались, но я мужественно боролся со сном. Без энергетиков, без спиртного, только с помощью молодости и слова «надо». А в своей работе в будущем я давно уже без допинга не обходился…

Под утро я закончил составлять короткий список известных мне преступлений с датами, географическими названиями, именами потерпевших и именами преступников. Коротко я сообщал сведения и о том, как преступления были раскрыты. Но, правда, очень коротко. Времени было мало.

Работал я, как робот. Молотил по клавишам с одержимостью и самозабвением. Если бы я в своей жизни так работал, то минимум «Тэффи» была у меня в кармане. Под утро, запечатав три конверта, я поднялся со стула. С трудом разогнул затёкшую спину и прилёг на диван. Отрубился я моментально и спал беспробудным сном безо всяких сновидений.

– Саш, ты чего, в спячку впал? – разбудила меня бабушка. – Не заболел часом?

Я еле разодрал веки. Чувствовал себя так, будто месяц не спал. Тёплые и липкие объятия сна никак меня не отпускали. Я сел на диване и потряс головой.