— Я точно не знаю, товарищ полковник, но полагаю, что москвичи ограничатся обкомом и городской прокуратурой! — осторожно высказал я своё, почти ничем не подкреплённое, предположение. — Я, конечно, могу ошибаться, но, если опираться на материалы дел по «ликёрке» и по драмтеатру, то это самый вероятный прогноз!

— Ну-ну… — как-то не очень уверенно согласился со мной подполковник, — Тут главное, чтобы по нашему райотделу рикошетом не прилетело! — продолжая, как в зоопарке, рассматривать меня, высказался Дергачев, — А ты пока езжай к этому своему Севостьянову, а то он снова нашего генерала озаботит твоими поисками!

С тоской вспоминая про ожидающие меня в сейфе дела, я двинулся на выход. С Григорием Трофимовичем Севостьяновым мне шутковать хотелось еще меньше, чем с Дергачевым. Этот мощный старик, если посчитает, что пришло время на меня рассердиться, то одним щелчком своих фарфоровых зубов перекусит меня пополам. И никакая Пана мне не поможет.

Поскольку место, где ждёт меня дед, мне не озвучили, то вывод напрашивался только один. Изменять это место нельзя. Значит, ехать надо в тот невзрачный особняк, где цековский старик принимал нас с линейным полковником Дороховым.

Процедура проникновения в конспиративную цитадель кровавой гэбни осталась прежней. Звонок, калитка и молчаливый провожатый с лицом потомственного вертухая. И помещение, в котором меня ожидал генерал-полковник партийно-гэбэшных войск, было всё то же.

— Чего встал, проходи! — глядя на меня поверх очков, скрипучим голосом распорядился дед, — Всё-таки бардак у вас в МВД! Два генерала какого-то лейтенанта полдня найти не могут! У нас в Комитете пятнадцати минут хватило бы! Потому что порядок!

— Это вы себе льстите, товарищ генерал! — не смог удержаться я от того, чтобы не огрызнуться, — Нас, ментов, ноги кормят и потому мы свои жопы в кабинетах не отсиживаем! Между прочим, на нас каждый день и в непрерывном круглосуточном режиме преступления сыплются! И, худо-бедно, но мы их раскрываем! Вот потому и нет у нас возможности свои яйца высиживать в тёплых кабинетах! Мы, товарищ генерал, годами работаем в режиме аврала, а ваши только справки пишут, да кроссворды отгадывают до достижения полной выслуги лет! С девяти и до восемнадцати. На десятилетия планируя свои разработки в отношении отъезжающих евреев и беспонтовых диссидентов.

Я резко осёкся, заметив, как удивлённо вылупился на меня Севостьянов. Без злобы, но и без симпатии. И чего это меня так торкнуло? И вдруг на горькую, но на правду, потянуло?

— Эк тебя разобрало! — хмыкнув, сочувственно покачал Трофимыч головой, — А, что, это ты очень удачно место выбрал, лейтенант! И собеседника. Чтобы Контору хаять! Интересно, где ж это ты, Серёжа, таких критических воззрений набрался? И чем тебе так Комитет не угодил? Ты объясни, когда и чем он так тебя обидел?

Севостьянов вроде бы и улыбался, но щелки его сузившихся глаз, как мне показалось, сочились гастрономическим интересом. Так-то оно бы и ничего, но с этим плотоядным интересом смотрел он в эту минуту на меня.

Рассказывать генерал-полковнику, как алчные птенцы Феликса через каких-то двадцать лет, словно пираньи, начнут дербанить родину на куски, я посчитал нецелесообразным. И даже очень вредным для собственного здоровья. В лучшем случае, окажусь в славном городе Казани на улице Волкова. Там, где Васю Сталина лечили от нехороших мыслей. Соседствовать с Наполеоном и Гитлером в одной палате до своих самых последних дней, мне почему-то не улыбается. А про худший вариант даже и думать не хочется. В любом случае, выдворение за пределы соцлагеря, как злостному антисоветчику, мне вряд ли светит. Просто-напросто утилизируют. Без каких-либо затей и где-нибудь в среднем нечерноземье. Закончу свой жизненный путь под ржавым безымянным столбиком с номером и всех делов!

— Ты чего, Сергей? — Севостьянов уже не щурился, а смотрел на меня с лёгким сочувствием, — Перетрудился? Или перенервничал?

— Всего понемногу, Григорий Трофимыч! — благоразумно решил я не пускаться в долгие оправдания, — Правы вы, устал я воевать с системой. И по башке получать тоже устал, вот потому, наверное, меня и клинит! — я обреченно вздохнул и безрадостно развёл руками.

— А тут еще у будущего тестя неприятности по службе из-за меня образовались. Честное слово, жалко мужика, ведь не самый он плохой коммунист в парторганизации этой области! — еще раз вздохнул я, показывая тем самым, насколько удручен превратностями своей судьбы-мачехи.

— Тесть? — в удивлении нахмурился Севостьянов, — Какой еще тесть? И откуда он у тебя, этот тесть? А как же Эльвира? — не прекращал абсолютно неподдельно удивляться всевидящий и всезнающий гэбэшник. Не замечая моего потаённого злорадства.

Эх, чекисты, мать вашу за ногу! Всё-то вы знаете и всё-то вы контролируете! Фетишисты самонадеянные! С понтом под зонтом, а сами под дождём! Херово вы меня и моё окружение изучили! Вы и Союз точно так же бездарно просрёте! А потом, когда народ на улицу выйдет, то вы из своего центрального офиса на Лубянке обоссытесь даже нос высунуть. Когда вашего Феликса, как висельника, с постамента тросом за шею сдёрнут! Будете ссыкливо из-за штор, как крысы, выглядывать в окон. И бздливо кулачки сжимать в бессильной злобе. Об одном только мечтая, чтобы народ и вас вешать на столбах не начал. Но зато потом уже отыграетесь по полной! С максимальной выгодой для своих чистых рук и горячих сердец.