– Граф.

– Матери?

– Ветрова.

– Не поверишь, но где-то я ее слышал.

– Ты в свое время разве не на Олега Графа работал? На его фирме.

– Да, начинал я у него. Первое мое место работы в столице. Продержался там недолго, потому что прямо скажу, Граф этот – скользкий и неприятный тип. Ты с ним еще повозишься, этот засранец попытается извлечь максимальную выгоду из ваших с его дочуркой отношений. Но не суть. Ощущение у меня такое, что фамилию Ветрова я знаю не просто так, – почесал подбородок Ромыч, – вот только хоть убей, не помню. Откуда. Время прошло много, столько воды утекло.

– Может, просто в офисе и услышал.

– Как вариант, но если так рассудить, вряд ли бы фамилия матери Анфисы проскальзывала на фирме, когда она уже была в браке и с фамилией мужа. А тут прям в голове сидит. Ветрова. Тем более, жена его особо на фирме не появлялась, и там не работала. Странно как-то.

Я задумался. Ромыч тоже не на шутку загрузился. Внутри проскользнуло какое-то странное предчувствие. Едва уловимый укол. За столько лет в бизнесе мы привыкли, что некоторые решения приходится принимать интуитивно. Интуиция вообще нередко идет рука об руку с нашей работой. Поэтому выдрессирована она у нас у обоих была как надо. И тут просто вопила: что-то тут не так.

– Фамилия достаточно распространенная. Может, не та Ветрова? – предположил я, когда машина остановилась у филиала офиса Бурменцева.

– Ты сам-то веришь в такие совпадения? – открыв дверь, оглянулся друг.

Не верю. Именно поэтому теперь и мне стало любопытно. Ведь не просто так Ромка вспомнил мать Анфисы.

В отель мы возвращаемся, изрядно подзадержавшись. Оставляю Ромыча обустраиваться в своем номере, попутно договариваемся, что через два часа встречаемся в ресторане, и я бегу к себе. Лечу в надежде, что Анфиса уже закончила работу и ждет меня там вместе с Никой.

Однако каково мое удивление, когда аппартаменты встречают тишиной. Ни одной, ни второй тут нет.

Свое чадо я нахожу у Рысевых.

Девчонки, с воодушевлением разграбив косметичку Иланы, малюют свои мордашки перед зеркалом в ванной. Деловито обсуждая “тленды сезона”. Разодевшись во все яркое, пестрое, совершенно не сочетающееся.

– Девочнки, привет. Ника? – округлились мои глаза при виде ярко-алой помады на губах ребенка. Накрашенной криво и косо, как у клоуна от уха до уха

– Пливет, папуль. Ты узе все? Закончил свою лаботу?

– Закончил.

– Дядю Лому пливез?

– Привез.

– А где он?

– У себя. Скоро увидитесь.

– Он по мне соскусился?

– Естественно!

– А подалок пливез?

– А это ты уже у него сама спросишь.

– Сплошу! Он обесял мне нового зайца.

– У тебя уже целый заячий отряд. Не много их тебе?

– Зайцев много не бывает!

И не поспоришь.

– Чудо мое, что ты здесь делаешь? Почему не у нас в номере? И где Анфиса, не в курсе?

– Меня бабуля в гости пливела к Вите с Лясей. Мы иглаем. А Анфису нет, не видела, – скисла мордашка, – я по ней тозе соскусилась. Она к нам плидет?

– Надеюсь. Так, Ник, а сама она… бабуля, где?

– Скасала, что пойдет в бал, выпить кофе.

– М-м. Кофе в семь часов вечера?

Мы с Лехой переглянулись.

С матерью моей он был немного знаком, и думаю, мы оба в этот момент задались вопросом: интересно, на кого из барменов матушка глаз положила в этот раз? Уж не на Бадди ли Ветровой? А вот где сама Ветрова – понятней не стало.

– Класиво я налядилась, папуль? – взмахнуло ресницами, подведенными синей тушью, мое чадо. Пошатываясь, крутанулась вокруг своей оси. В длинном (для нее, разумеется) салатовом платье из этой мелкой блестящей фигни, которая, кажется, называется пайетки. В туфлях на шпильке на добрый десяток размеров больше ее ножки и с пышным начесом светлых кудрей на голове.

Аж сердце, мать его, прихватило! Еще десяточек лет, и ловить буду в окнах в убойном мини, выползающую на очередную тусовку.

– Просто сногсшибательна, Ник.

Две другие чудо-выдумщицы были не менее изобретательны. В юбках не по размеру и топах, которые на них сидели как футболки. Красовались друг перед другом, довольные, как нашкодившие котятки.

Все это великолепие девчонки явно вытащи из гардероба Лехиной жены. Которая, судя по всему, была совершенно не против такого кощунства над брендовыми шмотками. Кэм бы давно уже закатила истерику и волосы на голове рвала. И своей и моей.

Признаю, смотря на эту шальную троицу, было тяжело не заржать. Держался я из последних сил. И мне вообще не стыдно. Зачем еще дети, если над ними не умиляться и не потешаться?