Шрифт:
Сейчас Марина вела машину, и ее нет-нет, да и пробивало на смех, стоило вспомнить тот разговор с сестрой. В общем, конечно, сработало, она наконец отпустила ситуацию. В конце концов, девочки уже взрослые, надо признать то,что у них может быть личная жизнь.
Однако они подъехали.
Машин перед клубом было много, припарковаться особо негде, но Марина умудрилась протиснуться поближе к горевшему неоновыми огнями порталу. Потому что снежок усилился, стал пробирать легкий морозец. А народу было много, основательная толпа. Она проводила девчонок до самого входа.
– Ну все, мам, мы побежали, - Даша порывисто обняла ее, и они с Олей исчезли внутри.
Марина постояла там еще немного, собралась уже уходить, а навстречу ей шеф, Денис Проничев. Он был не один, с молодой женщиной. Увидел ее, заулыбался.
– Марина Сергеевна.
– Добрый, Денис Захарович, - ответила она, а сама мельком покосилась на женщину рядом с ним.
Как-то это было не очень порядочно, пудрить Ольге мозги, если у него уже есть девушка. Но тут он сказал:
– А это моя сестра Арина.
Неожиданно. Стало даже слегка неловко, что она плохо о нем подумала. Марина кивнула его сестре:
– Очень приятно.
А директор, немного смущаясь, проговорил:
– Арина, ты иди, я догоню. Я на два слова.
Та молча ушла вперед, остались они с Денисом Проничевым вдвоем. Он слегка замялся, а потом склонился к ней ближе, коснулся ее руки и шепнул:
– Марина Сергеевна, вы не волнуйтесь. Я, кхм, присмотрю за девочками, все будет хорошо.
И застыл, глядя ей в глаза.
Моментами Марине казалось, что ее шефу не тридцать пять, а восемнадцать. А моментами – наоборот, что у него в жизни был серьезный надлом. В любом случае, она улыбнулась ему:
– Спасибо.
Развернулась и хотела идти к машине.
Взгляд справа, острый как нож. Марина неосознанно повернула голову, там стоял Богдан со своей Викой. Вика дергала его за рукав, а он застыл и смотрел на нее так, словно она должна ему что-то.
***
Пять лет прошло. А ему было все так же неприятно видеть рядом с бывшей женой другого. Хотелось сказать:
– Что ж ты на сопляков переключилась, Марина?
Много чего хотелось сказать. Он проводил хмурым взглядом бывшую жену, потом резко развернулся и пошел ко входу. Богдан и так был зол, Вика столько ныла, что он согласился пойти с ней. Сейчас вечер был окончательно испорчен, а в голове вертелись мрачные мысли.
Все-таки зря он пустил все на самотек и не навел справки сразу. Он хотел знать о Марине все: чем дышит, с кем спит. С кем спит – особенно. Потому что при этой мысли горло сводило от злости. Настолько, что он готов был все бросить.
Но сейчас они входили в клуб.
Завтра, сказал он себе. Можно было бы организовать наблюдение, но это было слишком личное. Богдан хотел заняться этим сам.
Никогда Марина не считала себя квочкой, не вмешивалась в дела сына, когда тот учился в школе. Это казалось ей нормальным – предоставить сыну свободу, не контролировать. Она и учиться его за границу отправила со спокойным сердцем.
Сейчас она просто извелась, пока девчонки не вернулись из клуба. Хорошо еще, Даша ей несколько раз за вечер скидывала сообщения, что у них все в порядке. А под конец, когда она уже хотела ехать за девочками, ей позвонил шеф, Денис Захарович.
– Марина Сергеевна, мы немного задержимся, у нас тут стихийно образовалась компания, — шеф казался оживленным, ей слышались шум, смех и приглушенная музыка. – Вы не волнуйтесь, я подвезу Ольгу и Дашу до дома.
Она аж присела.
– Это, наверное, неудобно.
– Ну что вы, какое неудобство, все хорошо.
Помолчал, а потом добавил:
– У моей сестры радостное событие.
Марина выдохнула:
– Что ж, хорошо тогда.
Но все равно сидела на иголках, пока девчонки не оказались дома.
Конечно, ночью было не до того, и так уже за полночь приехали, Марина сразу отправила Дашу спать. Они немного поговорили утром, перед работой. Даша сама рассказала, что там, в клубе сестра Дениса Захаровича встретила своего бывшего парня.
– Знаешь, мама, они расстались пять лет назад. Этот Антон бросил ее. А вчера он сказал, что был дураком, и попросил прощения.
– И что?
– Ну… Она простила его и согласилась дать ему второй шанс.
У Марины было свое устойчивое мнение на этот счет, что прощать стоит, а что нет. Но дочь смотрела на нее, и она промолчала об этом. Потому ее личный опыт – это ее личный опыт. Спросила только: