— В том-то и дело, что нестандарт. Синхру туда не просочится.

Брамской потер подбородок и растерянно взглянул на присутствовавшего Ильина.

— Выворотники применили тот же ход, который разыграли мы с фантомной «Системой Иерархии». Синхру туда не пробиться, может только более высоких уровней, как в Истоке. Но Лист молчит.

— Он не молчит, он делает — вышагнул из пустоты представитель Истока.

Выглядел таким же наивно-восторженным юнцом, каким его запомнили. Как известно, плотного тела у них нет, но умея принимать любую форму, они все-же предпочитали быть узнаваемыми. Поздоровавшись сел в кресло у кольцевидного стола.

— Это не недосмотр. Сложнее. Вы сами сталкивались с тем, что люди часто не заслуживают светлого будущего, не умеют ценить, слишком мало приложили слез и усилий. Слез — рыдать о упущенных возможностях, и усилий — их совершать. Желательно на чужих ошибках. Индекс теневого варианта так насосался энтропией, что стал вторым кандидатом на прорыв после вашего. Учтя ошибки поражения выворотники не стали городить огород с Зоной привлекая внимание, а тихой сапой разворачивали последующие этапы юсовских планов по расчленению и дальнейшей переработки союза. И им это удалось — целое поколение готовое к слиянию.

— Не понял — почесал голову Брама — к какому слиянию, с чем?

— К обратной синхронизации, поглощению сущностью. То, что не случилось у вас. Апокалипсис, только реальный, а не иллюзорно-религиозный. Сами убедились: Христос говорил одно, а люди вывернули в не пойми что. У вас выворотники еще не могли поглощать ДНК и самовоспроизводится, еще действовали маркеры распознавания — а там уже поздно.

— Тогда что остается — подала голос Наташа, которая несмотря на протесты пришла на совет — ждать?

— У вас есть такая роскошь, время. Вырваться из возведенных преград выворотники не смогут, будут пытаться, но не смогут. Спустя какое-то время, исчерпав все возможные ресурсы, они вымрут сами. Вместе с оставшимися людьми.

— Чем мы лучше Системы Иерархии — иметь возможность, но не помочь — отозвался сведущий в ее делах Ильин — но как?

— Как всегда, воплощаясь человеком и будучи человеком, без эволюционно приобретенных возможностей синхра.

— Рождаться что ли — вскинул брови Самум — так пока мы вырастем, если вырастем, там все завершится.

— Нет, обычной схемой синхронизации. Но только те, у кого там остались отражения, увы — многие не дожили и не выдержали.

— И кто остался? — играя желваками спросил Брама, не отрывая взгляда от печального Листа.

— Ты остался, Наташа, у нее там даже та самая квартира осталась. Самум есть, Ирис, Ильин, возможно Мак-Грегор.

— Почему возможно? — переспросила Наташа.

— Он так любит застенки, что без них не обошлось. Разглашение преступлений юсовцев в Сирии, а теперь в Украине…

— Опять прогуляться в Киев? Помнится, бывали мы с Самумом там однажды.

— Тот раз был простой прогулкой. Вашего пребывания даже не заметили, но слышали.

— Это когда — черкая пометки в блокноте насторожился сухопарый особист — в чем прокололись?

— Когда звучали поставленные вами на подрыв минные заграждения Зоны. Но в этом варианте Зоны нет и не было. Но вряд ли вы узнаете Киев, людей. Решать кто пойдет — вам. Помните, никаких сверхчеловеческих сил у вас не будет, и погибнув единожды, уже не воскреснете. Может это правильно, решать человеческими силами, не прибегая к помощи извне. Остается только память и знания о том, что могло быть иначе. По сути, ребята, это билет в один конец.

Лист всматривался в лица, будто наперед зная кто не вернется.

— Наташу не пущу — отрезал Брама — это не обговаривается.

— Однажды ты советовал мне решать самой. Думаешь легко ждать, зная, что можешь погибнуть? Но там мы сможем встретится, ведь ты знаешь мой киевский адрес, вы все его знаете.

Брама с видимым усилием согласился.

— Вот почему ты собрал только тех, кто имеет отражения — суммировал Ирис — пока не говори другим, хорошо?

Украина, Киев, Левобережка

Лифт шел нехотя, с натугой гудя тросами, звякнул и распахнул испохабленные копотью дверки. В лицо ударило столь мощным аммиачным духом, что закружилась голова и Наташа оперлась о стенку, превозмогая приступ тошноты. Сумочка соскользнула с плеча и едва не шлепнулась вниз. Подождав пока лифт захлопнет утробу превозмогая дурноту пошла вверх по ступенькам, то и дело спотыкаясь в полутьме, разбавляемой брезжившая на верхних этажах лампочкой. Где-то внизу жалобно, заунывно орала кошка. Вверху раздавался смех, какой-то неестественный, обрывающийся всхлипами и приглушенным бормотанием. Стало не по себе. Жить на Левобережке занятие рискованное, после заполонивших орд майданутых и вовсе опасное. Но жить где-то надо. Увидев полураспахнутую дверь квартиры на миг оторопела, не удивилась, разбой в осажденном загаженном Киеве стал нормой. Обзывая себя последними словами и глядя на щель словно кролик на удава, сделал шаг, потом еще. Ей бы бежать, дуре, забыть о квартире и бежать, спасая хотя-бы жизнь, но изнутри снова прозвучал стонущий смешок, дверь отворилась, являя мосластого представителя западной «эуропы», с одутловатого лица которого, болтаясь на ремешке, свисала засмальцованая каска, на которой маркером была нарисованная звезда, и почему-то свастика. Тип потряс головой, зрачки были широко распахнуты, видимо под наркотой. Мыча повел куцым стволом АКСУ и наставив в живот хихикнул: