Встаю с кровати и направляюсь в ванную. Заперто. Вот на хрена так делать?

— Насть, у тебя все нормально?

— Да.

— Точно? — переспрашиваю, а у сам уже знаю ответ на долбаный вопрос. Ни хрена там не в порядке.

— Точно.

— По ушам будешь ездить своим одногруппникам. Давай открывай. Настя! — уже не сдерживаясь бросаю я. И после этого дверь все же открывает. Не одета, без косметики, в банном халате. И то ли у меня паранойя, но она бледная. — Что у тебя случилось?

— Да ничего, просто живот болит. Принеси мне какую-нибудь таблетку. Пожалуйста.

— Ты отравилась или что? Переела? — хоть бы так.

— Нет. Низ живота, — и вот же чувствую, блядь, что это не все. — Дай мне нош-пу, пожалуйста.

— И все? Больше ничего не беспокоит?

— Не все.

Кажется, еще никогда я не был так близок к тому, чтобы достать ремень и всерьез отхлестать ее задницу.

— Это что за театральные паузы? Ты решила испытать мои нервы на прочность?

— Тебе так хочется думать. Просто найди мне таблетки, пожалуйста.

— Я сейчас реально возьму ремень и отполосую твою задницу, если не перестанешь играть в молчанку.

— Если бы я не знала какой ты, то и не играла бы в молчанку. Я не хочу к врачу, мне прошлого раза хватило. А ты меня туда сто процентов отправишь.

— Настя, твою мать!

— У меня там что-то не то, — прибью. Ей-Богу прибью! — Там кровь, а месячных не должно еще быть.

Лучше бы переела и отравилась! Этого еще не хватало. А самое хреновое, что Настя терпила. Если просит таблетку, значит, плохо дело.

— Одевайся.

— Ну, нет. Это же не кровотечение, само пройдет.

— Господи, дай мне сил. Одевайся, говорю.

Каким-то чудом Настя молча одевается. На этом плюсы заканчиваются. С каждой секундой я все больше убеждаюсь, что впереди нас ждет какой-то пиздец. По-другому это не назовешь. И в голову, как назло, лезут дурные мысли.

— Тебе, наверное, лучше лечь, поэтому давай на заднее сиденье.

— Я не умираю, прекрати.

— Еще б ты умерла. Ложись.

— Ну, Вадим.

— Ложись, я сказал.

То ли у меня глюки, то ли она действительно бледная как полотно.

— Поедем в больницу, она здесь близко. А клиник нормальных нет. Ты как?

— Терпимо. А ты что уже надумал в своей голове? Поди какие-нибудь ужасы, да?

— Ты точно хочешь это знать?

— Конечно.

— Думаю о дебильном фильме, который попался мне во время полета. Пяти минут хватило, чтобы теперь я переносил эту херню на тебя.

— И что там?

— Не надо.

— Ну, расскажи.

— Муж вез жену с кровотечением в больницу. И закончилось это выкидышем, в следствии обнаруженного лейкоза.

— А ты умеешь поддержать жену. Спасибо, рассмешил. Жаль смеяться нельзя. Расслабься, во-первых, я не беременна, во-вторых, он не передается по наследству. Хватит паниковать.

Легко сказать, сложнее сделать. И вроде понимаю, что он действительно не передается по наследству, но эта поганая мысль продолжает сидеть во мне.

Мерзопакостное ощущение долбаного дежавю. Почти такой же идиотский приемный покой с той лишь разницей, что здесь меньше людей. И вновь ощущаю себя никем, от того, что даже деньги сунуть некому. Кругом суета и ощущение какой-то обреченности. И Настя бледная. Теперь понимаю, что мне это не кажется.

Каким-то чудом ее принимают раньше чем я надумал в своей, и вправду, больной голове.

За нескончаемые, по ощущениям, минуты, я становлюсь на шаг ближе к сумасшествию, после того как начал гуглить симптомы. Что я там говорил? Дочка? Да ну на хрен. Если и будут когда-нибудь дети, то только мальчик. Пусть лучше пацан триста тысяч раз обоссыт, чем переживать за то, что может случиться с девочкой.

Не знаю чего ожидал после прочитанного. Вряд ли чего-то хорошего, но точно не Настю на каталке с идиотской повторяющейся от нее фразой: «я не специально, честно». Весь идиотизм ситуации осознаю только, когда просунутая в очередной раз купюра ставит меня на место: посещение давно закончено и вход в отделение запрещен.

— Приходите завтра в отделение гинекологии. Сейчас все равно там нечего делать. И не драматизируйте, у вашей жены хорошие шансы сохранить беременность. Чем переживать понапрасну, езжайте домой и соберите все нужное, чтобы завтра ей все передать. У нее даже телефона нет, если я не ошибаюсь.

Телефон, твою мать. Да у нее вообще ничего нет! И только спустя несколько секунд до меня доходит. Беременность, та еще, конечно, задачка для моей эгоистичной натуры, но это такая херня, по сравнению с чем-то весомым вроде рака. Кажется, я впервые за последний час начинаю полноценно дышать.