Что, если она в ловушке и я не смогу ее найти? Что, если она позовет на помощь, а я буду пьяный в стельку в баре, распевая «Проселочные дороги»?

Никогда не думал, что буду расхаживать по комнате, переживая из-за местонахождения гребаной Ткачихи Сфер, с бешено колотящимся сердцем, потными ладонями, беспокоясь, не пострадает ли она.

Звон входящего сообщения — единственное, что останавливает меня от того, чтобы проделать дыру в полу.

Я в порядке.

Я фыркаю.

Я и не переживал.

Полная ложь, очевидно. Я сажусь на край кровати, пытаясь подавить желание продолжить бегать по комнате, дергая коленом.

О, хорошо.

В таком случае, не жди меня!

— Какого хрена…

Я с трудом сдерживаю желание швырнуть телефон об стену, решив вместо этого сжать его железной хваткой и ударить кулаком по матрасу. Кстати, колотить кулаком по гребаному матрасу — дико неудовлетворительно.

Поэтому я продолжаю расхаживать взад-вперед.

Через некоторое время я отказываюсь от беготни и пытаюсь провести кое-какие исследования в окрестностях, но почти ничего не нахожу, как и за последние три дня. Единственное, что я нашел, — это несколько новостных статей. Случайные истории, не связанные друг с другом. Пропавший турист, как и сказал Фрэнсис. Еще одно мертвое тело в овраге. Автомобиль с нью-йоркскими номерами выловили из реки Канава. Как, черт возьми, Лаклан догадался, что в этом районе орудует серийный убийца, я понятия не имею. На самом деле, я начинаю думать, что он отправил нас сюда от балды.

Я сдаюсь и плюхаюсь на кровать, уставившись в потолок.

Три часа спустя я, наконец, слышу тихий щелчок закрывающейся двери Слоан, когда она заходит в соседний номер.

Три гребаных часа.

Помимо того факта, что она могла бы выиграть нашу игру за такое количество времени, она также могла бы сделать множество других вещей. Например, побывать на свидании. Может быть, она ужинала где-нибудь, ведь в этом отеле лишь замороженный горошек, несоленые, пережаренные свиные отбивные, от которых у меня, вероятно, еще до конца недели сломаются зубы.

…Может быть, она переспала с каким-нибудь парнем.

Из моего горла вырывается стон, и я переворачиваюсь, чтобы задохнуться в цветочном узоре дешевого одеяла из полиэстера.

— Роуэн, ты гребаный придурок, — рычу я в безразличный матрас. — Эта игра уже меня бесит, а прошло лишь три дня.

Словно по сигналу, из соседней комнаты доносятся звуки музыки.

Громкость слабая, но я могу разобрать несколько слов сквозь тонкие, как бумага, стены, а затем звук голоса Слоан, когда она подпевает.

Хотя я рад, что она вернулась целой и невредимой, я все равно накрываю голову подушкой и пытаюсь приглушить звук, в основном, чтобы не пойти туда и не потребовать объяснений, что она задумала, хотя это, черт возьми, не мое дело, и я, возможно, не хочу этого знать.

Подушка, конечно, не помогает. И не только потому, что она тонкая, как салфетка. А потому, что я напрягаюсь и слушаю, хотя притворяюсь, что нет.

Песня меняется, и тихий голос Слоан исчезает.

Отсутствие ее звука тянется бесконечно, царапая мой череп. Вопреки здравому смыслу, я скатываюсь с кровати и направляюсь к разделяющей нас стене, прежде чем наклониться вперед и прижаться ухом к выцветшим дамасским обоям.

Музыка звучит немного четче, громкость по-прежнему низкая. Я слышу, как скрипит ее матрас. А затем тихое жужжание.

— Иисус, Мария и Иосиф, — шепчу я, проводя руками по лицу. Чего бы я только не отдал, чтобы оказаться сейчас в той комнате. Хриплый стон Слоан воспламеняет мою кровь. Мой член уже чертовски тверд, как камень.

Я хочу отойти от стены. Я действительно пытаюсь. Начинаю отстраняться, когда слышу, как с ее губ слетает одно-единственное слово.

Роуэн.

Или, может быть, Шоун. Или Коуэн. Или Смоун. Не понимаю. Поэтому, пусть будет Роуэн.

Моя кровь, блять, бурлит как вулкан. Сердце бешено колотится. Каждая клеточка тела кричит от желания. Требуется вся сила воли, чтобы уйти от стены, но затем слышу что-то странное, доносящееся чуть дальше в стене.

Тихий стон.

Я крадусь к источнику звука.

Еще один стон. Искаженный шепот. Когда прижимаю ухо, все еще улавливаю слабое жужжание игрушки Слоан. Но гораздо ближе слышен характерный звук, как кто-то дрочит.