– Подождите! – крикнула она еще раз.

Ана всем говорила, что ей нужно несколько минут, чтобы посреди ночи дойти до дверей, но в состоянии паники отцы редко об этом вспоминали. Они думали только о своих драгоценных женах и появляющихся на свет детях – впрочем, именно так и должно быть.

Наконец, она собралась и спустилась. Бартек повернулся на бок, послал ей воздушный поцелуй, и она ответила, хотя глаза его уже закрылись. Счастливчик! Может еще два часа поспать, прежде чем отправляться в типографию – какой разумный выбор профессии! И все же при мысли, что сейчас она поможет прийти в мир новому человеку, Ана ощутила знакомое возбуждение – набирая тексты в типографии, такое чувство вряд ли ощутишь.

Глядя на закрытую дверь спальни сыновей, Ана не смогла сдержать улыбки. Бронислав и Александр пошли по ее стопам – выбрали медицину. Брон уже целый год работает врачом, а Сандер еще учится. Младший сын, Якуб, решил стать учеником отца, и Ана знала, какую радость Бартеку это доставило – хотя бы один из трех сыновей пошел по его стопам.

Ана посмотрела на семейную фотографию, которая стояла внизу на самом почетном месте. Какая суета была в тот день, когда они решили сфотографироваться, но результат стоил того. Да, все они выглядели слегка напряженно и неестественно, стояли и смотрели прямо в камеру, а не веселились и не поддразнивали друг друга. Но на фотографии они остались вместе навсегда – ее семья.

– Открывайте! – рявкнул кто-то за дверью, и Ана замерла.

Не похоже на счастливого будущего отца. И все же она накинула пальто, взяла медицинский чемоданчик и повернула ключ в замке. Дверь мгновенно распахнулась. Ана еле успела отшатнуться, как в дом ворвались двое мужчин. Увидев эсэсовскую форму, Ана перепугалась, но тут же напомнила себе, что и у немецких женщин рождаются дети – за свою карьеру она приняла немало немецких младенцев. Она постаралась взять себя в руки.

– Что вам нужно, господа?

Эсэсовцы выглядели озадаченными.

– Где ваш муж?

– Спит.

– И он позволяет вам открывать дверь ночью? – Немцы переглянулись и громко расхохотались: – Ох, уж эти поляки!

– Я сама открываю дверь по ночам, потому что всегда приходят ко мне. Я акушерка.

Немцы смолкли, отступили, внимательно посмотрели на нее – только сейчас они заметили медицинскую форму и чемоданчик. Старший из них шутливо ей поклонился.

– Извините, мадам. У вас благородная профессия.

– Благодарю.

Более молодой солдат недоуменно посмотрел на старшего.

– Моя мать акушерка, – рявкнул старший. – Выйди!

Оба попятились к двери. Дверь оставалась распахнутой, и ледяной февральский ветер задувал в дом Аны.

– Чем я могу вам помочь? – нервно спросила она.

– О… да… ээээ…

Старший эсэсовец казался смущенным. Младший взял у него листок бумаги и протянул Ане.

– Вас переселяют.

– Извините?

– Переселяют. Вы не можете оставаться в этом доме.

– Почему? Это мой дом – мы живем здесь почти тридцать лет. Он принадлежит нам с мужем. Мы полностью его оплатили.

– Дом конфискуется на нужды рейха.

Ана почувствовала, что ее трясет. Ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Рука ее коснулась семейной фотографии, и рамка покосилась. Она собралась с силами и поправила фотографию на стене.

– А с какой целью?

– Вы живете в районе, который теперь будет превращен в гетто для еврейских отбросов.

– Это невозможно.

Ана еще вчера прочитала новости о создании гетто. Они с Бартеком долго сидели над газетой, поражаясь бессердечию, безжалостной эффективности и самой идее разделения людей по произвольному принципу «расовой чистоты». Сердце ее разрывалось (или она просто так сентиментально думала) от жалости к евреям, которым придется покинуть свои дома и переселиться в район рынка Балуты. Район этот располагался всего в нескольких кварталах от их дома, и Ане и в голову не приходило, что ей тоже придется покинуть свой дом. Она жалела людей, но снисходительно. Тогда сердце ее не разорвалось – это произошло только сейчас.

– Ради бога! Что нам делать? Дело в деньгах? Мы можем…

– Дело не в деньгах, мадам. Это приказ. Ваш дом попал в зону переселения, поэтому вам придется переехать. Не беспокойтесь, вы получите новое жилье, может быть, даже лучше. Некоторые евреи жили очень богато, получая прибыль от своих грязных делишек…

– Грязных делишек?! Да половина города ходила бы голой, если бы не портные-евреи!

Младший солдат усмехнулся, и старший сурово посмотрел на него.

– Чушь! – отрезал он. – Теперь появятся рабочие места для хороших немецких портных. И польских тоже…