На следующий день она пришла пораньше, полная напряженного предчувствия. Пробило полдень, но молодой человек не появился – по ступенькам стучал палкой лишь старик в слишком глубоко натянутой шляпе. Эстер поспешила помочь ему – во-первых, этого ожидала бы от нее мама, а во-вторых, она надеялась, что к моменту ее возвращения молодой человек уже появится. Он не появился, и она без всякого удовольствия принялась щипать свой бейгл, словно несчастный хлебец был в чем-то виноват. Она еще не успела доесть, когда поняла, что молодой человек появился на том же самом месте. Он спокойно закусывал, целиком сосредоточившись на газете. Впрочем, Эстер сразу почувствовала, что он не столько читает, сколько смотрит на нее.

Шесть долгих дней они перекусывали на разных сторонах лестницы, а жители Лодзи ходили по Петрковской улице, занятые своими делами, и не обращали на них никакого внимания. Эстер каждый день мысленно репетировала, что можно было бы сказать этому чудесному молодому человеку, но стоило ей попробовать их произнести, как они превращались в невнятное бормотание. И тут между ними появилась какая-то женщина, которая поднималась к церкви, что-то раздраженно бормоча себе под нос. Кто знает, что ее разозлило, но когда они оба подняли глаза, она уже скрылась в церкви, и они уставились друг на друга.

Все умные фразы закружились в голове Эстер, но остались внутри, не добравшись до языка. В конце концов, первым заговорил он – сказал что-то тривиальное насчет погоды, она ответила еще более тривиально, и оба улыбнулись друг другу, словно только что услышали нечто мудрое. Похоже, умные фразы у молодого человека тоже остались в голове. Но как только были произнесены первые слова, разговор пошел свободнее, и вскоре они ну не то чтобы болтали, поскольку оба чувствовали себя довольно скованно, но уже делились простыми фактами из собственной жизни.

– Мне нравится ваша кипа, – сказала Эстер. – Очень красивая кайма.

Молодой человек с гордостью провел по кипе пальцами.

– Спасибо. Я сам ее вышивал.

– Сами?!

Молодой человек покраснел. Эстер заметила, что, хотя волосы у него были темными, но глаза оказались голубыми, как у нее.

– Я учусь на портного. Конечно, главным образом шить придется пиджаки, брюки и рубашки, но мне нравится… – Он снова коснулся краев шапочки. – Папа называет это «прихотью». Ему не нравится. Он считает вышивание женским делом.

– Но у вас так хорошо получилось! Он явно ошибается!

Молодой человек рассмеялся теплым, сердечным смехом.

– Спасибо. Я считаю, что одежда должна быть отражением человека.

Вспомнив эти слова, Эстер покосилась на свое светло-голубое пальто. Тогда молодой человек ее удивил – она привыкла считать, что одежда должна быть аккуратной, чистой и скромной. Ей и в голову не приходило, что она может выражать что-то иное, кроме как навыки хорошей хозяйки.

– Расскажите мне еще что-нибудь, – попросила она, и он стал рассказывать.

Он говорил, а она думала, что могла бы просидеть рядом с ним целый день. Но у нее было лишь полчаса на обед, а хозяйка была очень строгой. Стоит опоздать хотя бы на минуту, и придется весь день заниматься утками и подгузниками. Как бы ни хотелось Эстер остаться с молодым портным, но родители слишком многим пожертвовали, чтобы она смогла выучиться на медсестру, и она обязана получить образование. Подняться и уйти было очень трудно – впрочем, сегодня она была так рассеяна, что утки и подгузники наверняка ее уже ожидали. Но молодой человек пришел на следующий день и через день. И она стала ценить эти полуденные встречи, словно величайшие драгоценности с русских приисков. Где же он сегодня?

Эстер с тревогой всматривалась в Петрковскую. Может быть, он задержался на работе? Или с ним что-то случилось? Этим утром атмосфера в городе как-то изменилась. Люди больше суетились, в магазинах было не протолкнуться. Все прохожие тащили сумки, набитые продуктами, словно боялись, что все может таинственным образом кончиться. Мальчишки-газетчики кричали громче, чем обычно, но в последние месяцы Эстер слышала эту абракадабру – нацисты, Гитлер, вторжение, бомбежки – слишком часто, чтобы обратить на нее внимание. Был прекрасный осенний день, хотя ступеньки церковной лестницы успели остыть. Разве может кто-то сделать что-то ужасное под таким красивым синим небом?

Наконец, он появился. Она заметила, как он пробирается через толпу возле лавки мясника. Он с легкостью лавировал между людьми. Эстер слегка приподнялась, но потом заставила себя сесть. Они встречались так уже три месяца – ели свой обед на ступенях собора Святого Станислава, садясь все ближе и ближе друг к другу. Цветки на вишневом дереве превратились в ягоды, листья потемнели и стали сохнуть по краям.

Они беседовали, с каждым днем узнавая друг друга все лучше и лучше. Она узнала его имя – Филипп Пастернак – и даже примерила его фамилию к себе: Эстер Пастернак. Смешно! А когда ее младшая сестра Лия делала то же самое, Эстер велела ей не заниматься глупостями. Филипп учился в известном ателье своего отца, но тот не делал ему никаких поблажек. Филипп говорил, что рад этому (Эстер подозревала, что это не совсем так), потому что его не заставляют жениться – у него и без того «много работы».