— Ян, ты чего там?

Она вскинулась, чуть не приложившись лбом о нижний венец. Кажется, или избушка как будто ниже сидеть стала?

— Ой, ребята! Идите сюда!

— Ягусенька, — озабоченно произнёс Дрозд, — Чёт я за тебя переживаю. У тебя с чем пирожки-то, скажи, а?

— С грибами! — сердито проворчала она. — Ты дурака-то не валяй! Дело серьёзное!

Петька с Дроздом выпрыгнули на улицу (Дрозд был восторженно встречен Горынычем) и присели рядом с Ягой.

— Вон, в траве, видите? — она показывала куда-то за присогнутые курьи ноги. — Я в шоке, если честно. Как они вообще это сделали???

— Сёмыч, доставай! — велел Дрозд.

Петька не сразу понял, что надо доставать, но полез в указанном направлении. Избушка как будто забеспокоилась и переступила с ноги на ногу, но Яга сердито закричала на неё, и избушка замерла. Бляха муха, страшно! Наступит — собирайся снова по кускам, а болевой опять с сотни переключить забыл…

Но избушка больше не шевелилась. Петька прополз ещё немного и увидел в траве… сперва ему показалось, что это крупный булыжник, но при ближайшем рассмотрении шар оказался тёплым, и если приложить ухо, можно было ощутить биение маленького сердца.

Яйцо?

Он выбрался из-под домика и продемонстрировал свою добычу. Дрозд и Яга таращились во все глаза, но руками не трогали.

— Никому его не давай! — предупредила Яга. — Марине можешь показать, но только из своих рук. Мало ли, как привязка сработает, а тебе он — самое то по статусу.

— Верно, Ягусенька, — согласился наставник. — Я одного понять не могу, почему раньше ничего не происходило? Мы ж к тебе не первый раз заезжаем?

— Мож, по возрасту малые были? — пожала плечами Яга.

— Разве что.

Петька обалдело смотрел на яйцо:

— Так это кто? Дракон? Или мини-избушка?

— По всем признакам — дракон, — Дрозд почесал в затылке. — Но вернее всего мы узнаем, когда он вылупится. С петами не всегда всё однозначно.

Петька снова приложился ухом к тёплой скорлупе. Внутри тикала маленькая жизнь. Ладно уж, даже если из тебя вылупится маленькая избушка, я всё равно буду тебя любить. Он усмехнулся и спрятал яйцо в ячейку хранилища с меткой «ценное» — если вдруг внутри ячейки случатся изменения, система сразу начнёт тревожно сигналить, а значит, момент проклёвывания он никак не пропустит.

Они забрали у Яги свои плащи, сели на Горыныча и отправились дальше инспектировать Петькины будущие владения.

День вышел насыщенным. По возвращении Петька вспомнил Маринину версию прокачки взаимодействия с медальоном, набрал лечилок и отправился в тренировочную зону под названием «Грюнвальдская битва». Вот где замес и трупов по колено. Умер раз сто пятьдесят, наверное. И смертельно устал.

Вечером, когда он дополз до постели и был готов отрубиться окончательно, брякнул сигнал оповещения. Ягуся прислала письмо с меткой «на память». Что это, интересно? Петька вскрыл отправление и вынул непонятный предмет. Штука была размером с грейпфрут, формы чрезвычайно сложной и многосоставной. В целом все эти шестерёнки и прилагающиеся к ним хитрые металлические штучки выглядели как сложное кружево. А ещё как китайский шар в шаре. Необычной формы лампочка в самой глубине предполагала, что всё это должно ещё и светиться.

Занятная штуковина непонятного назначения, та самая, которую потерял мальчишка из воровской банды. Назгульский медальон никаких признаков тревоги не передавал, так что Петька со спокойной душой поместил вещицу в одну из ячеек своего полупустого хранилища. Можно было бы и на полочку в гостиной поставить, но что-то подсказывало, что первое решение правильнее.

Целее будет.

С этой мыслью Петька провалился в сон.

СНЫ ВИРТА

Вечерняя тренировочная локация заполнила весь его сон без остатка.

Она была… более чем натуральная.

Он вставал в строй вновь и вновь. В очередной раз — на той стороне, что когда-то, много лет назад, проиграла.

Вставал в надежде, что опираясь на всю совокупность данных он, может быть, сможет направить ход событий так, чтобы воины его войска смогли превозмочь.

Чтобы пали не все.

Чтоб остался в живых хоть кто-то…

Он искал выхода — и не находил его. И оставалось только одно: делай что должно, и будь что будет.

И опять его белая котта была красна от чьей-то крови…

И клевец вновь и вновь врубался в стену противников, с влажным чавканьем входя в чужую плоть и застревая в латах…

И снова чей-то удар заклинивал его наплечник так, что левую руку невозможно было поднять, и едва стоящий на ногах от усталости мастер клещами выправлял его доспехи…

И он, валясь от изнеможения, получал десять минут отдыха внутри непрерывно рубящегося кольца и вдруг обнаруживал, что сидит на теле своего лучшего друга, и капеллан, поймав его ошалелый взгляд, грустно улыбался: «Я думаю, Олаф был бы не против…»