Я натягиваю футболку с длинными рукавами и черные брюки, как будто не собираюсь спать.

Когда я смотрю на свою кровать и вспоминаю, где я провел прошлую ночь, я ловлю себя на мысли о красоте моего ребенка.

Сон — это самое далекое от моих мыслей, но замена стресса трахом — это еще одна проблема сама по себе. Последнее, что я хочу сделать, это стать зависимым от своей няни.

Теперь, когда я подумал о ней, я хочу ее увидеть.

Она уже знала, что меня сегодня не будет, но мне нужно изменить планы. Хотя бы просто увидеть ее.

Когда я дохожу до комнаты Мии и открываю дверь в арку, я слышу слабую мелодию пения. Я чувствую себя так, будто попал в диснеевский фильм, и когда я вижу, как Люсия читает Мии, которая свернулась калачиком в углу комнаты, со мной что-то происходит.

Что-то не поддающееся определению, что я могу только попытаться описать как перенесение в фантазию. Как будто какое-то заклинание заперло мои тяготы у двери, запретив им следовать за мной.

В то же время, невинность, как женщина, держащая моего ребенка напротив себя, я знаю, что мне не нужен был крепкий напиток. Все, что сделало виски, это сняло остроту. Мне нужно трахаться.

Я хочу снова трахнуть Люсию.

Мой пульс подпрыгивает, когда мой взгляд скользит по ее телу в этой пудрово-розовой ночной рубашке. Цвет усиливается ее сияющим оттенком. У нее V-образный вырез, который дает мне как раз нужный вид на ее грудь. Я могу сказать, что она не носит бюстгальтер.

Я окидываю взглядом эти стройные ноги и вспоминаю, как они обнимали меня, пока я снова и снова вбивался в нее, а она выкрикивала мое имя.

Мне нужно снова ее почувствовать, снова ее услышать.

Почувствовав на себе тяжесть моего взгляда, она поднимает голову и прекращает читать, заметив меня.

Я вхожу в комнату, и ее щеки краснеют.

Не утруждая себя тем, чтобы скрыть свои похотливые мысли в том, как я смотрю на нее, я смотрю. Я знаю, что она знает, что я хочу секса.

Больше всего на свете я хочу убежать от реальности внутри нее.

Я хочу погрузить свой член в ее теплое тело и потеряться в ее прикосновениях.

Судя по тому, как она на меня смотрит, я думаю, у нее та же идея.

Глава 21

Алехандро

Сексуальное напряжение усиливается по мере того, как я приближаюсь к ней, и все, о чем я могу думать, это как сорвать с нее одежду и трахнуть ее у стены.

Мне приходится себя контролировать, когда моя малышка смотрит на меня и ее глаза загораются так же, как когда я даю ей новую игрушку.

Я живу для этого. Для того, чтобы видеть, как моя девочка оживает каждый раз, когда она видит меня. Волнение в ее глазах не похоже ни на что, что я могу описать.

Она спрыгивает с колен Люсии и бросается ко мне с той энергией, которая обычно свойственна ей по утрам.

— Дядя, папа, папа, — лепечет Миа, когда я беру ее на руки, и это ставит меня в тупик.

Папа…

Она называет меня так только во сне. Я смотрю на Люсию, которая стоит, кажется, смущенная.

— Это из-за истории, — нервно объясняет Люсия. — Ты похож на человека, который продал свою свинью ведьме.

Мои губы дергаются. Как будто они оба живут в другом мире, созданном Мией. Русалочка Люсии, а теперь я тот человек, который продал свою свинью ведьме. Хотел бы я быть таким.

— Правда? Звучит как хорошая история.

Люсия подходит ближе с книгой и показывает мне фотографию мужчины с бородой, в которой виднеются седые пятнышки, и с волосами, такими же, как у меня.

— Она настаивала, что это был ты.

— Папа, — Миа проводит руками по моей бороде и хихикает.

Мне нравится слышать, как она называет меня папой, слишком часто, чтобы поправлять ее. Никто никогда не узнает, что я чувствую, когда слышу это.

Люсия смотрит на меня, наблюдая, как я обожаю Мию. Когда я встречаюсь с ней взглядом, он перемещается на синяк на моей щеке.

— Что случилось с твоим лицом? — спрашивает она.

Я наклоняю голову набок, позволяя пряди волос упасть на глаз. Я не знаю, как ответить на этот вопрос.

— Это был долгий день. Лучше не пугать ее. — Она привыкает ко мне, и мне это нравится.

— Целуй лучше бу-бу, Люсия, — говорит Мия, указывая на Люсию.

Глаза Люсии расширяются. Когда ее щеки краснеют, я ловлю себя на том, что смеюсь. После той чертовой ночи, что у меня была, я и представить себе не мог, что буду стоять здесь и смеяться.