— Мне нравится кататься с ними. Возраст не имеет значения.

— Да, это так. Однако ты упомянул, что ранее не участвовал в этом мотопробеге. Поэтому я решила поискать информацию о нём в сети и ознакомилась с несколькими блогами людей, которые его посещали.

— Ты же не можешь верить всему, что читаешь в интернете.

Сцепив пальцы за головой, я хмыкаю.

— Надеюсь, что нет, потому что это похоже на смесь вульгарности, стариков, оплакивающих свою молодость, распитие пива, громкого шума и танцев на шесте.

— В таком случае, тебе не стоит ехать.

Я сажусь.

— Я поеду, даже если это не моя компания.

Он опускает руки и несколько секунд изучает меня.

— Это может быть весело.

Возможно, если вам нравятся пузатые мужчины, покрытые татуировками, ведущие себя как шовинистические мудаки, отпускающие грубые комментарии в адрес женщин.

— Может быть. — Закусив губу, я киваю. — Я чувствую запах тушеного мяса.

— В духовке. Мама принесла ужин.

Я спрыгиваю с кровати.

— Ты поел?

— Да.

— Хорошо, значит, остальное — моё. У тебя есть хлеб?

— В морозилке.

— Фу… это дерьмо из пророщенных зерен? — Ворчу я по пути на кухню.

— Это тушеное мясо. Зачем тебе хлеб?

Я протыкаю ножом замороженные куски проросшего зернового дерьма, чтобы разделить их на части.

— Эй. Ты отрежешь себе палец или воткнёшь нож в мой стол.

Он отделяет два ломтика и кладет их в тостер.

— Я люблю тушеное мясо на хлебе, с большим количеством кетчупа.

Я достаю тушеное мясо из духовки и ставлю противень в сторону.

Он прижимает меня к стойке.

— Я люблю, когда ты в моей постели, и умоляешь меня.

— Не отвлекай меня. Я умираю с голоду.

— Я тоже.

Его голова склоняется к моей шее.

Когда его язык касается моего уха, я закрываю глаза.

— Грифф…

Всё внутри меня жаждет секса прямо здесь и сейчас. Но мой желудок жаждет тушеного мяса на хлебе, политого кетчупом.

Хлеб выскакивает из тостера.

— Пять минут. Только дай мне сначала поесть.

Я упираюсь ладонями ему в грудь, пытаясь отстраниться.

Он поправляет член в штанах и отступает на шаг назад.

— Я не могу конкурировать с тушеным мясом.

— Ты же знаешь, я бы предпочла тебя тушеному мясу. — Я аккуратно кладу кусочек мяса на тост и поливаю его умеренным количеством кетчупа. — Но почему ты заставляешь меня выбирать?

Когда я откусываю огромный кусок, на тарелку капает кетчуп.

— Ты можешь сесть за стол.

Он смеётся.

Я качаю головой.

— Мне и здесь хорошо.

— Я брошу кое-что из одежды в сумку. Сначала нам нужно заехать к тебе и постирать.

Он направляется по коридору в сторону спальни.

Я дожевываю остатки сэндвича, пропитывая каждую каплю кетчупа дерьмовым хлебом из пророщенных зёрен.

— Обязательно скажи своей маме, что она готовит самое вкусное тушеное мясо в мире. И постарайся, чтобы моя мама никогда не узнала, что я так сказала.

— Понял.

Когда я мою тарелку, звонит телефон. Скорее всего, это моя мама. У неё просто ужасное чувство времени. Я достаю телефон из сумки. Это не моя мама.

— Привет, профессор.

Раздается пронзительный крик, от которого у меня сжимается сердце. Это Морган.

— Извини за беспокойство, но у неё… — в его голосе слышится страдание, — колики или что-то в этом роде. Никогда прежде ей не было так плохо. Не хочу показаться слишком тревожным родителем, который без причины звонит педиатру, но я…

— Ладно, просто… Я не знаю. Может, у неё режутся зубки?

— Я проверил. Кажется, рановато, но… шшш… — Он пытается успокоить её. — Как будто что-то причиняет ей боль.

— Это могут быть боли от газов. Я правда не знаю. Нет ничего постыдного в том, чтобы позвонить врачу.

На несколько секунд на линии воцаряется тишина, но затем мой слух пронзает новый крик.

— Ты звонил своей маме?

— Да, она… она сказала, что это, вероятно, колики. Тупое всеобъемлющее понятие. Но она не перестает плакать. Час назад с ней всё было в порядке. Боже… не знаю, что мне делать.

— Как долго она плачет?

— Я… я не знаю. Десять минут. Тридцать. Час. Не знаю. Такое чувство, что это длится целую вечность.