Я сунула хлеб с сыром в духовку под конфорку, затем откупорила бутылку вина, которая стояла в холодильнике, и налила его в кружку, потому что не могла дотянуться до бокалов. Перед моим мысленным взором возникло ошеломленное лицо моей матери. Если подумать, то пить вино из кружки было бы для нее страшнее, чем то, что меня держат в плену и заставляют выйти замуж против моей воли. Она бы сказала, что мне повезло быть помолвленной с таким красивым мужчиной, как он. Потому что, знаете, я не имела права решать, за кого выходить замуж, так что я должна быть благодарна, что он хотя бы симпатичный. Боже, я ненавидела свою семью. За исключением Ренцо и, может быть, иногда Луки.

Говорили, что о человеке можно многое сказать по его внешнему виду, а я ничего не знала о Джованни Гуэрре, кроме его устрашающей репутации.

Когда я вошла в гостиную, на полу вспыхнула подсветка. Угловой диван стоял перед камином, за стеклянной панелью которого мерцал огонь, а хрустальная люстра отражала маленькие блики света в темноте, словно блестки. Вся квартира была красивой, но, как и в доме моих родителей, в ней чувствовалось, что здесь не живут, все напоказ. Это не говорило мне ни о чем, кроме того факта, что он, вероятно, бывал здесь нечасто.

Я подошла к массивным окнам и прижала ладонь к прохладному стеклу, разглядывая город, который простирался передо мной, как мираж, к которому не могла прикоснуться. Отсюда Нью-Йорк казался морем звезд, танцующих в черном океане. Мне всегда нравились просторы озера Мичиган, то, как оно бесконечно простирается до горизонта. Мне нравились песчаные берега и леса, где всегда пахло влажной землей и соснами, где я могла погрузиться в себя настолько полностью, что почти могла представить, что в мире, кроме меня, не существует ни души. Я скучала по этому, но я также была загипнотизирована хаотичной природой этого места.

Пронзительный вой пожарной сигнализации прервал мои мысли. Черт. Я бросилась на кухню, увидела дым, поднимающийся из-за уплотнителя дверцы духовки, и запаниковала. Случился пожар, я была заперта в этом проклятом месте и понятия не имела, что делать. Я раздумывала, не плеснуть ли водой в духовку, когда сирена замолчала. Внезапное появление Джованни поразило меня в оглушительной тишине. Он прошел мимо меня и выключил духовку, прежде чем открыть раздвижную дверь, ведущую на балкон. Верно. Наверное, надо было хотя бы выключить духовку.

Клубы дыма рассеялись в ночном воздухе, прежде чем он повернулся, скрестив мощные руки на груди, а его лицо исказила хмурая гримаса. По крайней мере, теперь на нем была рубашка, хотя материал и облеплял его бицепсы, сильно отвлекая внимание.

— Твоя истерика не должна доходить до поджога моей квартиры.

— Если бы я только могла это сделать. Желательно, чтобы это был ты.

У него снова дернулись губы. Он открыл духовку и выпустил огромное облако дыма, а затем уставился на обугленные остатки моего сэндвича. Слабый огонь все еще жалобно мерцал на сковороде-гриль, и с его губ сорвался тихий звук, который можно было принять за смешок.

— Как ты умудрилась сжечь сэндвич?

— Я не умею готовить. — Мой желудок снова заурчал, и я заставила его замолчать, сделав большой глоток вина.

В таком случае я была бы пьяна и голодна.

— Это не готовка.

— Для этого нужна духовка.

Он приподнял бровь.

— Твои кухонные права аннулированы.

— О, только посмотри на это. Прямо как в случае с моими правами человека. — Я одарила его слащавой улыбкой и открыла холодильник, взяв бутылку вина из чистого принципа. Затем направилась в свою комнату/тюремную камеру. Я сделала три шага, прежде чем чья-то большая рука обхватила меня сзади за шею, и я замерла, как добыча в пасти льва. Меня дернули назад, пока каждый дюйм его твердого тела не прижался ко мне. Мой мозг словно замер, панический стук пульса отдавался в ушах.

Я пыталась сохранять спокойствие, размышлять, но он нависал надо мной, окружал меня, заманивая в ловушку. Теплое дыхание коснулось моей шеи, и я почувствовала, что это опасный предвестник того, что острые зубы разорвут меня на части. Его древесный, мятный аромат смешался с запахом дыма в воздухе, когда он провел большим пальцем чуть ниже моего уха странным успокаивающим жестом. Тепло его тела согревало меня, как печь в холодную ночь, и я задрожала в его объятиях, страх медленно уступал место осторожному любопытству.

Это пробудилось во мне, как какой-то дремлющий зверь, о существовании которого я раньше и не подозревала. Возмущенный внутренний голос кричал, что здесь нет места любопытству, и не важно, сколько электричества пробежало по моей коже от этого мягкого прикосновения его большого пальца. Он вдруг показался мне чем-то опасным и в то же время заманчиво безопасным. Оружием, которое можно было использовать как за меня, так и против меня. Оружием, на которое я опиралась, как будто была уже пьяна.