— Тебе нельзя здесь находиться. Мы не можем позволить, чтобы между нами и Гуэррой возникли разногласия прямо сейчас. — Он остановился и почти подтолкнул меня к двери. — Если он подумает, что я помог тебе…

Я отстранилась от него, боль усилилась, как будто он буквально вонзил нож мне в сердце.

— Что? Он может подумать, что ты любящий отец? Какой ложью это было бы.

Он впился в меня взглядом.

— Это не…

— Неправда? О, но это так. — Лезвие вонзалось все глубже с каждой секундой. — Тебе вообще не все равно, если он причинит мне боль или изнасилует?

Слова застряли у меня в горле, как пепел, потому что Джио никогда бы не сделал ни того, ни другого, но он мог бы. Он мог быть таким же плохим, как Маттео, и мой собственный отец с радостью отправил бы меня обратно к нему, если бы его драгоценный союз сохранился.

Он шагнул ко мне.

— Эмилия, я люблю тебя.

Я попятилась, меня охватил жуткий холод, в то время как ярость пропитала каждый дюйм моего существа.

— Это то, что ты говорил Кьяре? Что ты любил ее? — Я толкнула его в грудь, ожидая реакции от человека, который за всю свою никчемную жизнь не совершил ничего хорошего. — Она пришла к тебе в таком виде? Она просила о помощи только для того, чтобы ты отправил ее обратно к тому самому гребаному монстру, который причинял ей боль и насиловал ее снова и снова? — Мой голос повышался и срывался одновременно. Я толкнула его снова, на этот раз сильнее.

Он слегка пошатнулся и скрестил руки на груди, так что его массивное тело напряглось под пиджаком.

— Твоя сестра была больна.

— Она, черт возьми, не была больна! Ей нужна была твоя помощь.

Он снова и снова показывал, что ему все равно, но, думаю, я всегда надеялась, что однажды он выступит против моего дяди. Если не ради меня, то ради нее.

— Ты был ее отцом. — Я резко вздохнула. — Ты мой отец.

— Тебе нужно вернуться к Гуэрре, Эмилия. — Выражение его лица помрачнело, и мое сердце разбилось. — Тебя либо вернут к нему, либо отправят к Маттео. Ты знаешь, что это твой единственный выбор.

Да, потому что он никогда не стал бы бороться за меня, так же как не боролся за Кьяру.

— С таким же успехом ты мог бы убить ее, — прошептала я, больше себе, чем ему.

Он ничего не сделал. Он всегда будет бездействовать.

Странное чувство умиротворения охватило меня, своего рода принятие. Я не могла контролировать действия других людей, только свои собственные. Я не могла сделать этого человека лучше, чем он был, только осуждать его недостатки. Как будто все мои эмоции просто отключились, когда я поняла, что должна была сделать.

Отвернувшись от него, я тихо закрыла дверь на задвижку.

— Что ты делаешь?

Я повернулась к нему лицом и вытащила пистолет из-за пояса джинсов.

Он отшатнулся, широко раскрыв глаза.

— Эмилия, я твой отец. Ты не можешь —

— Маттео убил ее. — Я сняла его с предохранителя. — Но ты, ее отец, позволил ему. — Я подняла пистолет, и он начал что-то бормотать, пытаясь урезонить меня, но я была за гранью здравого смысла. Я хотела крови. Я хотела справедливости. — И это делает тебя таким же виновным, если не больше.

Я нажала на спусковой крючок, звук выстрела разнесся по комнате. Так просто, всего за мгновение оборвать жизнь. На секунду мир словно замер. А затем, словно лопнувший мыльный пузырь, время возобновилось, мой собственный бешеный пульс, прерывистое дыхание моего отца. На его рубашке появилось маленькое красное пятно, которое расползалось по бледно-голубому материалу, словно молния, пытающаяся найти землю. Он упал на пол, схватившись за грудь, как будто мог вернуть всю эту кровь обратно в свое тело.

Я не знала, зачем я это сделала, но я опустилась на пол рядом с ним и взяла его за руку, не ради этого человека, а ради человека, который когда-то читал мне сказки и играл с нами в прятки в лесу. Он моргнул, глядя на меня, и его легкие захрипели. Я знала, что должна была что-то почувствовать, но не почувствовала. Я была просто… опустошена. Я смутно осознавала, что его люди пытаются выбить дверь, но это не имело значения. Кровь растеклась по деревянному полу, впитываясь в ткань моих джинсов. Мне было все равно.

— Прости, — прошептал он. — Прости, Эми.

Я ничего не сказала, просто сжала его скользкие от крови пальцы в своих и держала его за руку, пока человек, который вырастил меня, умирал. И злобный внутренний голосок сказал мне, что это было больше, чем получила Кьяра. Больше, чем он заслуживал. Когда его дыхание участилось, а грудь, наконец, опустилась в последний раз, я сломалась. Ужасные, мучительные рыдания девушки, которая потеряла сестру и убила за это своего отца. Это была боль человека, который видел и делал то, что никому не следовало делать.