Издание 5-е, с изменениями.

“New Atlanteans”, 2007

ISBN 978-1-897510-10-0

Я помню два своих предыдущих воплощения.

До этого тоже, разумеется, я воплощался в человеческие тела, но те — более ранние воплощения — проходили на слишком “обычном”, “сером” уровне. Поэтому о них нет смысла и вспоминать. Но они подготовили меня к последующим.

В первом из последних двух воплощений я был вождем индейского племени на Кубе. Значит, опыт предшествовавших жизней уже обеспечил меня тем количеством “личной силы”, чтобы занять лидирующее положение среди людей. Эти качества продолжали укрепляться в статусе вождя. Росло также и важнейшее качество хорошего лидера — забота о других.

Я неспроста выделяю сейчас эти подробности. Ведь мы на Землю присылаемся нашим Высшим Учителем — Творцом — не просто пожить, повеселиться и пострадать. Мы все сюда попадаем из мира нематериальных живых энергий с целью учиться.

И я хочу проиллюстрировать на собственном примере то, как это происходит.

Следующее моё воплощение было в Германии во времена Реформации, снова в мужском теле. Получил образование врача (продолжение линии заботы). Но когда началась борьба за освобождение от всевластия деградировавшей в те времена католической церкви — взялся за оружие и сражался, будучи одним из ближайших сподвижников Мартина Лютера.

В кармическом отношении (то есть, с точки зрения формирования дальнейшей судьбы-кармы) был важен такой эпизод. Обороняя усадьбу, я стрелял в нападавших. Одного ранил в ногу, другому пуля попала в грудь. О последствиях расскажу позже.

Сам в дальнейшем был убит в одном из следующих боев.

В нынешней жизни Бог снова дал мне мужское тело. Это говорит о том, что качества, наиболее благоприятно взращиваемые именно в женских телах, мною были освоены ещё до последних трёх воплощений. Он поселил меня в нынешнем Петербурге — одном из интеллектуальных центров России.

О семье: Мать — врач (что было необходимо для подкрепления моего интереса к медицине, к стремлению помогать другим людям). Отец — типичный “холерик” с порывистым характером и подчас неподкрепляемыми интеллектом поступками, приятель пьяниц, хотя сам пьяницей не был, сын “раскулаченного” большевиками крестьянина, но рвался сражаться заодно с большевиками, а те его как сына “кулака” отшвыривали. Ему всё же удалось повоевать в преступной войне против финнов, чем он очень гордился. Был членом КПСС и “воинствующим атеистом”.

Но он показал мне не только то, каким не надо быть. В нём были и проблески светлого, а именно, любовь к природе, хотя и своеобразная.

Он приучил меня с детства к рассветам над озером в зарослях тростника, к плеску воды под днищем лодки, к вечерним зорям с вальдшнепами и пением дроздов, к ночлегу у костра, к скрипу снега под лыжами зимой.

Но его любовь к природе была с элементами садизма. Ведь все многочисленные общения с природой совершались с целью убийства: он сам был рыбаком и охотником, не считался с правом других существ жить — и меня учил тому же.

И мы оба любовались красотой природы и её обитателей…, в том числе, и тогда, когда они умирали в мучениях в наших руках, нами же искалеченные.

Помню, как я гладил их, мне хотелось искренне, чтобы им было приятно! И вдруг глаза моей жертвы тускнели… и я клал труп в рюкзак, гордясь “трофеем”. Любовь и жестокость сливались воедино. Ведь это же садизм, свойство самых низких примитивов! Как я страдал, переживая заново всё это, когда повзрослел и наконец “дошло”!

Да, в те годы способность к сопереживанию и состраданию ещё не была присуща мне — как и большинству окружавших меня людей.

Ещё вспоминаю об отце, что, когда он уже ослабел незадолго до смерти, — его стали мучить бесы, создавая устрашающие переживания наподобие “страшных снов”, которые он воспринимал как явь. Я — в ту пору уже хорошо знакомый с мистическими явлениями — пытался объяснить: ты, мол, ведь с бесами играешься, к Богу обратись! Ищи Бога! Попробуй!

Он тогда впервые перестал негодовать по поводу моей религиозности: понял, что я прав. Он даже пытался совершать какие-то усилия… Но было уже поздно. Он тогда так и сказал очень горько:

— Теперь уж мне поздно, сыночек…

… Через годы после смерти отца я как-то шёл зимой на лыжах по тем местам, где мы с ним рыбачили, вспоминал красоту тех вечерних и утренних зорек в лодке, благодарил отца мысленно за то, что всё это было… И вдруг слышу его голос:

— Ты меня ещё помнишь, сыночек?…

— Мир тебе, папа! Приходи снова сюда, чтобы стать лучше! [1]

… Также всё моё детство прошло с бабушкой — вечно раздраженным, злобным человеком, жившим в постоянном осуждении всех вокруг и ненависти к ним. Её характерной чертой был непрерывный “внутренний диалог”, протекавший именно на тех эмоциях. Он занимал её настолько, что часто “выплёскивался” в выкриках проклятий “собеседнику”, особенно когда она оставалась одна.