Все сказки, басни и рассказы для детей
вернуться

Толстой Лев Николаевич
Шрифт:

Вот он и спрашивает:

– А где же царь?

Говорит ему Пётр Алексеевич:

– Видишь, только мы двое в шапках – кто-нибудь из нас да царь.

Святогор-богатырь

Выезжал ли Святогор гулять в чисто поле, Никого-то Святогор он не нахаживал, С кем бы силой богатырскою помериться; А сам чует в себе силу он великую, Чует – живчиком по жилкам разливается. Грузно с силы Святогору, как от бремени. И промолвил Святогор-свет похваляючись: «По моей ли да по силе богатырской Каб державу мне найти, всю землю поднял бы». С тех слов увидел Святогор прохожего – Сдалека в степи идёт прохожий с сумочкой, – И поехал Святогор к тому прохожему, Едет рысью, всё прохожий идёт передом, – Во всю прыть не может он догнать прохожего. Закричал тут Святогор да громким голосом: «Гой, прохожий человек, пожди немножечко. Не могу догнать тебя я на добром коне». Сдалека прохожий Святогора слушался, Становился, с плеч на землю бросал сумочку. Наезжает Святогор на эту сумочку. Своей плёточкой он сумочку пощуповал, – Как урослая, та сумочка не тронется. Святогор с коня перстом её потрогивал, – Не сворохнется та сумка, не шевельнется. Святогор с коня хватал рукой, потягивал, – Как урослая, та сумка не поднимется. Слез с коня тут Святогор, взялся за сумочку, Он приладился, взялся руками обеими, Во всю силу богатырску принатужился, – От натуги по белу лицу ала кровь пошла, А поднял суму от земли только на волос. По колена ж сам он в мать сыру землю угряз. Взговорит ли Святогор тут громким голосом: «Ты скажи же мне, прохожий, правду истинну, А и что, скажи ты, в сумочке накладено?» Взговорит ему прохожий да на те слова: «Тяга в сумочке от матери сырой земли». Взговорит тут Святогор да ко прохожему: «А ты сам кто есть, как звать тебя по имени?» Взговорит ему прохожий ли на те слова: «Я Микула есмь; мужик я Селянинович, Я Микула, – меня любит мать сыра земля».

Микулушка Селянинович

Выезжал ли Вольга-свет с дружиною По сёлам, городам за получкою, С мужиков выбирать дани-выходы; Выезжал ли сударь во чисто поле, – Услыхал во чистом поле пахаря: Слышно – пашет мужик да посвистывает, Сдалека, слышно, сошка поскрипывает, Сошники по камням, слышно, черкают, – А не видно нигде в поле пахаря. И поехал Вольга к тому пахарю – Целый день ехал с утра до вечера, А наехать не мог Вольга пахаря. День, другой ехал с утра до вечера, А наехать не мог Вольга пахаря. Слышно, пашет мужик да посвистывает, Сдалека, слышно, сошка поскрипывает, Сошнички по камням, слышно, черкают, – А не видно нигде в поле пахаря. Третий день Вольга ехал до пабедья – Наезжает Вольга в поле пахаря: В поле пашет мужик да понукивает, С края в край он бороздку отваливает, Камни, корни сохой выворачивает: Как заедет мужик-от в один конец – Со другого конца и не виднушко. А у пахаря сошка кленовенька, Сошники во той сошке булатные, Захлёстнуты гужочки шелковеньки, А кобылка во сошке соловенька. Взговорит ли Вольга тому пахарю: «Гой, мужик-пахарёк! Божья помощь те, – Божья помощь пахать да крестьянствовать, Широку борозду отворачивать Да коренья, каменья вывёртывать!» Говорит ли мужик таковы слова: «А спасибо, Вольга, – благодарствуем, – Божья помощь, поди-тка, нам надобна. Божья помощь – пахать да крестьянствовать. Сам далёко ль едешь со дружинушкой? Далёко ль Бог несёт, – куда путь держишь?» Взговорит ли Вольга таковы слова: «А я еду, мужик, со дружинушкой По сёлам-городам за получкою – Выбирать с мужиков дани-выходы. Ай, пойдём со мной во товарищах!» Взял мужик, воткнул сошку в бороздочку, Он гужочки шелковы взял выстегнул, Взял из сошки кобылку да вывернул, На кобылку ввалился, сел охлепью – Со Вольгою поехал в товарищах. Говорит ли мужик таковы слова: «А не ладно, Вольга, я в бороздочке Свою сошку оставил не убранну, Как бы сошку с земельки повыдернуть, С сошничков как бы землю повытряхнуть, А и бросить сошку за ракитов куст…» Посылал тут Вольга десять молодцов: Велит сошку с земельки повыдернуть, С сошничков велит землю повытряхнуть, А и бросить за ракитов куст. Подъезжали ко сошке те молодцы, Соскочили в борозду с добрых коней, Разом брались за сошку кленовеньку. От земли этой сошки поднять нельзя. Они сошку за обжи вокруг вертят, А не могут с земли сошку выдернуть, Не могут с сошников землю вытряхнуть, А и бросить сошку за ракитов куст. А и шлёт ли Вольга всю дружинушку: Велит сошку с земельки повыдернуть, С сошничков велит землю повытряхнуть, А и бросить сошку за ракитов куст. Вот за сошку бралась вся дружинушка, Разом бралась за сошку кленовую: – Только сошку за обжи вокруг вертят, А не могут с земли сошку выдернуть, Не могут с сошничков землю вытряхнуть, А и бросить за ракитов куст Подъезжал тут мужик деревенщина: Он слезал со кобылки соловенькой, Подходил к своей сошке кленовенькой, Брался ручкой одной да попёхивал, Из земельки он сошку выдёргивал, С сошничков он земельку вытрёхивал, Он палицей комлыжки соскрёбывал, А и бросил сошку за ракитов куст. На добрых коней сели, – поехали. Выезжают они на дороженьку – Мужикова кобылка ходой идёт, А Вольгин-от конь уж поскакивает; Мужикова кобылка рысцою пошла, А Вольгин-от уж конь оставаться стал. Передом мужик едет, не тряхнётся, – Во всю прыть Вольга едет сугоною. Мужику тут Вольга стал покрикивать, Мужику колпаком стал помахивать: «Ты, мужик-пахарёк, ты постой, пожди, За тобою, мужик, не угонишься». На Вольгу тут мужик приоглянулся, Стал кобылку свою окорачивать, – И поехали шагом дорожкою. Взговорит ли Вольга таковы слова: «У тебя ли, мужик, лошадь добрая – Кабы лошадь твоя да коньком была, – За лошадку цена бы пятьсот рублей». Говорит ли мужик таковы слова: «А и глуп ты, Вольга, глупо сказываешь. Я кобылочку взял из-под матери. За сосунчика дал я пятьсот рублей; А коньком бы была – ей и сметы нет». Взговорит ли Вольга таковы слова: «А и как тя, мужик, звать по имени – Величать тебя как по изотчеству?» Говорит ли мужик таковы слова: «А я ржи напашу, во скирды сложу, Домой выволоку, дома вымолочу. Да и пива сварю, мужиков сзову, И почнут мужики тут покликивать: Гой, Микула-свет, ты Микулушка, Свет Микулушка да Селянинович!»

Кавказский пленник

1

Служил на Кавказе офицером один барин. Звали его Жилин.

Пришло раз ему письмо из дома. Пишет ему старуха-мать: «Стара я уж стала, и хочется перед смертью повидать любимого сынка. Приезжай со мной проститься, похорони, а там и с Богом, поезжай опять на службу. А я тебе и невесту приискала: и умная, и хорошая, и именье есть. Полюбится тебе, может, и женишься и совсем останешься».

Жилин и раздумался: «И в самом деле: плоха уж старуха стала; может, и не придётся увидать. Поехать; а если невеста хороша – и жениться можно».

Пошёл он к полковнику, выправил отпуск, простился с товарищами, поставил своим солдатам четыре ведра водки на прощанье и собрался ехать.

На Кавказе тогда война была. По дорогам ни днём, ни ночью не было проезда. Чуть кто из русских отъедет или отойдёт от крепости, татары или убьют, или уведут в горы. И было заведено, что два раза в неделю из крепости в крепость ходили провожатые солдаты. Спереди и сзади идут солдаты, а в средине едет народ.

Дело было летом. Собрались на зорьке обозы за крепость, вышли провожатые солдаты и тронулись по дороге. Жилин ехал верхом, а телега с его вещами шла в обозе.

Ехать было двадцать пять вёрст. Обоз шёл тихо; то солдаты остановятся, то в обозе колесо у кого соскочит или лошадь станет, и все стоят – дожидаются.

Солнце уже и за полдни перешло, а обоз только половину дороги прошёл. Пыль, жара, солнце так и печёт, а укрыться негде. Голая степь, ни деревца, ни кустика по дороге.

Выехал Жилин вперёд, остановился и ждёт, пока подойдёт обоз. Слышит, сзади на рожке заиграли, – опять стоять. Жилин и подумал: «А не уехать ли одному, без солдат? Лошадь подо мной добрая, если и нападусь на татар – ускачу. Или не ездить?..»

Остановился, раздумывает. И подъезжает к нему на лошади другой офицер, Костылин, с ружьём, и говорит:

– Поедем, Жилин, одни. Мочи нет, есть хочется, да и жара. На мне рубаху хоть выжми. – А Костылин – мужчина грузный, толстый, весь красный, а пот с него так и льёт.

Подумал Жилин и говорит:

– А ружьё заряжено?

– Заряжено.

– Ну, так поедем. Только уговор – не разъезжаться.

И поехали они вперёд по дороге. Едут степью, разговаривают да поглядывают по сторонам. Кругом далеко видно.

Только кончилась степь, пошла дорога промеж двух гор в ущелье, Жилин и говорит:

– Надо выехать на гору, поглядеть, а то тут, пожалуй, выскочат из-за горы, и не увидишь.

А Костылин говорит:

– Что смотреть? Поедем вперёд.

Жилин не послушал его.

– Нет, – говорит, – ты подожди внизу, а я только взгляну.

И пустил лошадь налево, на гору. Лошадь под Жилиным была охотницкая (он за неё сто рублей заплатил в табуне жеребёнком и сам выездил); как на крыльях взнесла его на кручь. Только выскакал, глядь – а перед самым им, на десятину места, стоят татары верхами – человек тридцать.

Он увидал, стал назад поворачивать; и татары его увидали, пустились к нему, сами на скаку выхватывают ружья из чехлов. Припустил Жилин под кручь во все лошадиные ноги, кричит Костылину:

– Вынимай ружьё! – а сам думает на лошадь свою: «Матушка, вынеси, не зацепись ногой, спотыкнёшься – пропал. Доберусь до ружья, я им не дамся».

А Костылин, заместо того чтобы подождать, только увидал татар, – закатился, что есть духу, к крепости. Плетью ожаривает лошадь то с того бока, то с другого. Только в пыли видно, как лошадь хвостом вертит.