— Это он и есть? — поинтересовался Сергей и, не дожидаясь ответа Некрасова, продолжил. — Значит, если я вас вчера правильно понял, все двенадцать кандидатур уже отобраны, размещены в специальных палатах, и вы даже успели провести первичные обследования?

— О, да! Все двенадцать, как на подбор. Лично осматривал каждую. Лично. И я вам скажу, вы останетесь довольны, Сергей Анатольевич. Девочки — высший класс. Эх, если бы не работа, уж я бы…

— Что ж, любопытно, — Сергей пропустил мимо ушей очередной идиотский пассаж Некрасова, вынул верхний листок, отложил его в сторону и взялся за следующий. — Это, насколько я понимаю, данные на них… на…

Он замялся, подбирая определение.

— Мы называем их матками, — Некрасов взял с тарелки раскрошенное печенье и отправил в рот. Потом с громким хлюпаньем отхлебнул из чашки. По спине Сергея пробежала судорога отвращения. — Всех их мы так называем. А эти двенадцать — это элитные матки. И они вас не разочаруют, я уверен.

Сергей, стараясь не смотреть на Некрасова, — тот продолжал жевать печенье, запивая чаем, — принялся перебирать документы. Особого интереса, разумеется, у него не было, ни фамилии, ни результаты обследования ему ни о чём не говорили, но нужно было занять руки и немного привести в порядок мысли. Перед ним мелькали имена, к некоторым документам были приложены фотографии, видимо, взятые из личных дел, с которых на Сергея смотрели девичьи лица, серьёзные, сосредоточенные, некоторые по-детски испуганные. Елена, Анастасия, Надежда, Айгуль…

— Айгуль? — произнёс он вслух с некоторым удивлением. Необычное имя заставило его остановиться. — Сафина Айгуль Рашидовна. Она, что, татарка?

— О, — тут же оживился Некрасов, отставляя в сторону чашку. — Татарочка, да ещё какая! Гордость моей коллекции. Бриллиант. Совершенно идеальна — здоровье, телосложение, экстерьер… даже я остался впечатлён, а я, честно вам скажу, многих баб… в смысле женщин перевидал.

— Но татарка? — Сергей непроизвольно скривился. — Знаете, Александр Романович, я бы предпочёл что-то более традиционное.

— Жаль, — искренне расстроился Некрасов. — Впрочем, хозяин — барин. Заменим, выбор у нас есть. Хотя и обидно, экземпляр-то поистине роскошный. К тому же, Сергей Анатольевич, как генетик я вам должен сказать, что иногда смешение генов даёт просто потрясающие результаты. По данным некоторых ещё допотопных исследований процент талантливых людей среди метисов несколько выше. Конечно, нельзя со стопроцентной уверенностью утверждать, что эти результаты не лгут, но лично я бы попробовал. Тем более эта девочка — совершенно потрясающий экземпляр, по всем параметрам. Может быть, вы желаете лично убедиться?

— Лично? — Сергей почувствовал волнение, глупое и неуместное. Словно старшеклассник перед первым свиданием. — Я не уверен…

— Да я не настаиваю, тем более, — на красном широком лице Некрасова появилось что-то вроде озабоченности. — Тем более с девушкой возникли некоторые осложнения.

— Осложнения?

— Ну да. Видите ли, мы всем девушкам озвучили легенду про выборочное медицинское обследование, связанное со вспышкой редкого заболевания. Не вдаваясь в детали, разумеется. Да этого и не потребовалось — практически все поверили. А эта Сафина… она же профессиональная медсестра. Конечно, версия про обследование её не удовлетворила. Девочка занервничала, перепугалась, остальных взбаламутила. Пришлось сказать ей, что мы выполняем приказ из министерства здравоохранения. Так она стала нести какой-то бред про сына министра, с которым якобы лично знакома, требует связаться с ним. Сейчас мы её поместили в отдельный бокс. Если вы, Сергей Анатольевич, её забракуете для элитных маток, переведем её к обычным. У девочки просто отличные показатели по здоровью, в наше время такое редко встретишь…

— Сын министра? — встрепенулся Сергей. Он почти пропустил мимо ушей слова Некрасова про здоровье, а вот упоминание сына министра его зацепило.

— Да врёт, скорее всего, — отмахнулся Некрасов. — Слышали бы вы, что они тут вообще все втирают.

— Нет-нет, это как раз может быть интересно, — Сергей поднялся. — Знаете что, Александр Романович, а пойдемте-ка, посмотрим на вашу идеальную матку. Посмотрим.

***

— Александр Романович, не могли бы вы оставить нас одних?

— Одних? Конечно-конечно, какой разговор, — толстые мясистые губы Некрасова, в уголках которых налипли крошки от печенья, растянулись в беспардонной и развязной улыбке. Весь облик Некрасова, красное широкое лицо, массивная фигура, руки в карманах халата, широко расставленные ноги, не просто говорили — кричали о том, что он всё понимает, чего тут не понять. Он, кажется, даже подмигнул, прежде чем выйти из палаты, где содержалась эта Айгуль, и его нагловатое подмигивание не осталось незамеченным не только для Ставицкого, но и для девочки. Она и до этого сидела, нервно вытянув спину, на краю кровати, а сейчас ещё больше напряглась, и её небольшие смуглые руки сами собой сцепились в замок.

Когда Сергей отправился вместе с Некрасовым посмотреть эту элитную матку (чудо природы, Сергей Анатольевич, просто чудо — вы не будете разочарованы), им руководило любопытство. Информация о том, что Айгуль упоминает какого-то сына министра, прошла вскользь, — действительно мало ли что могут болтать все эти девочки, — но именно этот неизвестно откуда всплывший сын министра и спутал все карты. Разговор, который затеял Некрасов (Сергей благоразумно молчал, держась в тени и внимательно разглядывая девочку), обернулся таким образом, что Сергей инстинктивно почувствовал — Некрасова надо на время изолировать, есть сведения, которые ему знать совсем не обязательно.

— Пожалуйста, разрешите мне позвонить! Почему вы держите меня здесь? Дайте мне позвонить в регистратуру больницы, связаться со Степаном…

Девочка, казалось, совсем не слушала, что ей говорит Некрасов, игнорировала его вопросы о самочувствии и не обращала внимания на смешки и похохатывания, на которые заведующий лабораторией не скупился. Она всё твердила и твердила про какого-то сына министра, которого знает лично.

До какого-то момента Сергею казалось, что девочка просто напугана, и отсюда все эти фантазии про несуществующих сыновей. Он почти не слушал, только молча разглядывал её, с удивлением отмечая про себя, что Некрасов абсолютно прав, эта девочка — чистейший бриллиант. Смуглая, медового оттенка кожа, чёрные блестящие волосы, забранные в хвост, узкое выразительное лицо. Когда она говорила, с жаром, пытаясь убедить и его, и Некрасова, крылья её тонкого носа трепетно подрагивали, высокие, словно вырезанные талантливым скульптором скулы слегка розовели, а в блеске миндалевидных тёмных глаз вместе со слезами плескалась дикая, необузданная страсть. Бесформенный больничный балахон был не в силах скрыть ни тоненькую и звонкую фигурку, ни высокую упругую грудь. Да и от всей девушки веяло юностью, свежестью и чем-то ещё, что заставляет одних мужчин впадать в неистовое безумие, а других приводит в необъяснимый восторг.