Шрифт:
— Познакомься, Лиля, это Илья, мой племянник, — голос Романа звучит где-то за моей спиной, и я ловлю себя на том, что застыла. Засмотрелась.
Этот Илья смотрит на меня всего секунду. Его глаза останавливаются на моих губах, на ключицах, чуть ниже. Я это кожей чувствую, которая внезапно вспыхивает, словно обожжённая.
Секунда кажется вечностью.
— Очень приятно, Лилия Андреевна, — говорит он и подает руку. Едва заметная улыбка трогает его губы. Она теплая, даже чуть дерзкая. С идеальными белыми зубами и ямочками на щеках. А рукопожатие — крепкое, горячее.
Почему я вообще это замечаю?
— Лиля, — отвечаю, почему-то чувствуя, что голос звучит чуть тише, чем должен.
— Лиля, — повторяет он, и от этого кажется, что мое имя звучит совсем иначе.
Дыхание сбивается, и я быстро отворачиваюсь, делаю вид, что спешу проверить духовку.
Накатывает странное ощущение, и я не могу его себе объяснить. Необъяснимая сухость во рту появляется.
— Лиля, что с ужином? — слышу голос Романа из гостиной.
— Всё готово, — бросаю, но руки предательски дрожат, когда перекладываю блюда на сервированный стол.
На кухне я одна, но ощущение странного напряжения сохраняется. Оно как будто заползло в дом вместе с гостями.
Или это я слишком перенапряжена?
3
Стол накрыт, всё расставлено идеально — как того требует Роман. Он любит, чтобы было красиво, чтобы «гости видели, как я умею». Его слова, не мои. Еще один пункт в бесконечном списке правил, по которым я должна жить.
Мы садимся за стол. Брат Романа легко поддерживает разговор, шутит, рассказывает что-то о своей работе — он ведет бизнес. Его голос громкий, уверенный, он заполняет собой всё пространство. Роман охотно отвечает, поддерживает, смеётся — такой радушный хозяин, образец для подражания просто.
А Илья молчит. Он сидит напротив меня, немного откинувшись назад. Один рукой вертит бокал с вином, другой лениво ковыряется в тарелке вилкой. Его взгляд кажется ленивым, как будто ему тут не особенно интересно находиться. Периодически он поднимает на меня глаза, и от его взгляда мне становится не по себе.
Я стараюсь не смотреть на него, пытаюсь сосредоточиться на разговоре мужа и его брата, хотя сама практически не лезу.
— Лиль, салат досоли, совсем безвкусный, — бросает муж бесцеремонно.
Можно было просто попросить соль вообще-то.
Встаю из-за стола, беру салатник и иду в кухню. Хочется просто вывалить туда всю солонку.
— Подогрей мясо, остыло, не будешь же гостя кормить холодным, — прилетает мне, едва я возвращаюсь. — И вина принеси. У нас же есть еще? То полусладкое, которые мы из Крыма привезли два года назад.
— Есть, — стараюсь ответить ровно. Чувствую, как племянник мужа снова смотрит на меня.
Меня это начинает злить.
Сколько ему? Двадцать? Двадцать пять? Неужели к этому возрасту не научился хотя бы какому-то этикету?
Нельзя так пялиться на малознакомых людей в упор.
Я встаю, иду, делаю. Всё молча. Знаю, что если отвечу, Роман или передёрнет мои слова так, что я окажусь виноватой, или просто унизит при гостях.
— Спасибо, дорогая, — бросает он после очередного похода на кухню. Слова произносятся пусто, как пластиковая обёртка: форма есть, содержания — нет.
Илья снова смотрит. Его глаза внимательно следят за каждым моим движением, будто он читает меня, видит больше, чем я хочу показать. Я чувствую, как под этим взглядом кожа начинает покаливать мелкими иголками.
Почему он так смотрит?
Почему я это замечаю?
Стараюсь убедить себя, что это всего лишь вежливое внимание. Он впервые в нашем доме.
Но внутри щекочет странное ощущение.
Роман громко смеётся над шуткой Евгения, потом переводит взгляд на меня.
— Лиля, присядь, наконец, а то скачешь туда-сюда.
Я сажусь, но чувствую себя неловко. Разговор снова скатывается в их дела, о чем-то, что мне неинтересно и непонятно. Сижу молча, почти не трогая еду, мысленно перебирая, что еще нужно сделать перед сном.
Илья что-то спрашивает у Романа, тихо и спокойно. Голос у него низкий, чуть хриплый. Я прослушала, о чём шла речь, но ощущения, что он сказал это специально, чтобы привлечь мое внимание. Я поднимаю глаза, и наши взгляды снова встречаются.
В этот раз я не отвожу глаза сразу. Дышать становится тяжело, воздух будто становится густым. Он наклоняет голову чуть вбок, как будто изучает, но это не кажется нахальным. Скорее.… цепляющим.
— Я, пожалуй, пойду. Устала сегодня.
Роман только кивает, даже не смотрит. Я поднимаюсь и, наконец, ухожу.