Шрифт:
— А к кому поехали? — спросил старший пацан.
— К дедушке, — нехотя ответила Маша.
— К дедушке? — пацан обрадовался. — В Питер?
— К другому дедушке, — она поднялась и поправила парню шарф. — Этот не такой вежливый… зато не будет вам нотации читать и всё запрещать, — Маша повернулась ко мне. — А то когда со вторым жила, он морячок из Питера был, а папаша у него — интеллигент, весь такой расфуфыренный, профессор какой-то. Профессор кислых щей, — с чувством добавила Маша. — Нас увидел, так его чуть обморок не хватил, мол, приехали с Сибири, дерёвня. И главное — оба, папаша с сыном, как нажрутся водки, так теми ещё свиньями становятся, натура свинячья так и прёт. Но как трезвые — гонора столько, понтов пустых… ох, как же они достали меня.
Её аж прям прорвало на жалобы, так и жаловалась на родственников второго сожителя, пока я шёл её с детьми до машины дядя Гриши и уговаривал его везти нас к Устинову домой.
Пока ехали, думал, что всё будет насмарку. Он по-любому уже пьяный, и шанс на примирение тогда пропадёт навсегда. Когда доехали, я даже на всякий случай посмотрел на окна квартиры Василь Иваныча, вдруг тот опять что-то бросил в стекло. Якут рассказывал, и такое было.
Но всё целое, а подъезд открытый стоит. Маша у самого входа хотела передумать, но там уже дети, ожидающие встречи с незнакомым им дедушкой, вдвоём так и рвались вверх по лестнице.
— Ну, если он пьёт, — с угрозой сказала Маша у самой двери и поцокала языком.
Я нажал на тугую кнопку звонка. Со второго раза в квартире раздалась трель, потом мяуканье. Затем в дверном глазке появилась тень и загромыхал засов. Василий Иваныч открыл дверь — и уставился на нас, вытаращив глаза. Даже усы будто сами собой распушились от удивления. Не пил — я аж выдохнул.
— О, а я это, ёшки-матрёшки, там чайник поставил, — пробормотал он и сглотнул. — Чаевать будете? Пацаны твои это, Машка? Во, ничё вы большие какие выросли!
Мимо его ног прошла пушистая чёрная кошка и уселась на коврике, глядя своими немного косыми глазами на гостей. Пацаны тут же кинулись её гладить, но кошка не убежала, осталась.
— Кошку завёл? — удивилась Маша.
— Ага, — Устинов почесал затылок. — Ты же любишь кошек. О, Пашка, — он недоумевающе глянул на меня, — ты как тут… а, ну это…
— Да я пойду, — отмахнулся я, — работы много.
— А, ну…
Он наконец догадался отойти, пропуская всех внутрь.
— Заходите. Я тут с чернушкой воюю, не ест ничё, выделывается. Колбас ей надо покупать, как боярыне. Вот, у меня там печенюшки были и варенье ещё есть…
Ну, на пороге, вроде, не поругались, и дети тут же забегали по квартире. Пока пронесло. А дальше пусть старый опер прорывается сам, находит нужные слова, главное — что я их свёл.
Так что я распрощался, но перед тем, как уйти, подобрал стоящую в коридоре за дверью авоську с двумя полными бутылками. Устинов это заметил, показал большой палец и махнул рукой, мол, выброси это к чертям, не нужно.
Ну, чего выбрасывать, куда-нибудь да пригодится. Так что я закрыл дверь и вышел на улицу. В окне квартиры уже горел свет.
— Заманал ёклм бухат опять, — выдал дядя Гриша и сматерился. — Доча приехала, а он бухат, ядрён пистон.
— Да не пьёт он, дядя Гриша. Все нормально. Поехали-ка… в морг прокатимся.
— А, вы апять за сваё, — только и разобрал я.
Ладно, работа-то никуда не ушла. У нас на повестке дня Сафронов и маньяк, и оба дела требуют что-то придумать, пока не стало поздно.
Та-а-а-ак, а что мы знали о маньяке? Пользовался струной от виолончели, и улику пора приобщать к делу, чтобы эксперты могли провести исследование и сказать — этой струной душили или нет. Но я думаю, что именно этой.
Что ещё? Чёрная куртка, лыжная маска и очки, так его описывала и рыжая девушка Юля, которая едва выжила, и та проститутка Лимонова, на которую он напал, но отпустил.
Юле повезло, но это подсуетилась пресловутая бабочка, которая не дала девушке умереть раньше положенного срока. Хоть какая-то польза от этой летающей крылатой гадины.
Но вот вторую жертву маньяк не тронул. Две версии, как такое вышло, я давно крутил в голове. Возможно, он просто следил за Тимофеевой, зеленоглазой проституткой, а когда понял, что это не она — отпустил Лимонову, а уж потом напал на нужный след.
Но всё равно, все известные мне маньяки щепетильностью не отличаются, чтобы так рисковать. И если уж встали на путь убийств — убивали без сомнений, при первой возможности, даже когда не было особой нужды. Почти на автомате, так сказать.
Тут, скорее, вторая версия — проститутка не вписывалась в возможные жертвы, не подходила под его выбор, и когда он понял это — убивать её не стал. Надо спросить у профессора, возможно ли вообще такое.
Но мотив очищения общества от маргиналов и раньше прослеживался слабо, а теперь я в него вообще не верю. Не все из жертв были преступниками, проститутками или падшими. И почему тогда явную проститутку отпустил, а на приличную девушку напал…