— Сейчас усиленно копать начнут, — отозвался Валек. — И как теперь меж двух огней будем суетиться — хрен его знает!

— Как бы, не присесть бы нам всем, Тимка, — со вздохом произнес Иваныч, — и башку при этом не потерять?

— Да то, что новый наезд городской гоп-компании вскоре произойдет — к бабке не ходи!

— Так уже сходили, — нервно хохотнул крестный.

— И не говори! — согласился с ним Хлыстов.

За нервным разговором они и не заметили, как залетели в Нахаловку.

— Ты это, Тимка, смотри обо всем этом дерьме мамке не проговорись! — строго предупредил меня батек.

— А то, Владик, мать заругает[3]! — дико, словно бешеный конь, заржал Иваныч, а после долго не мог остановить напавшую на него икоту.

[1]Лимб (лат. limbus — рубеж, край, предел) — термин, использовавшийся в средневековом католическом богословии и обозначавший состояние или место пребывания не попавших в рай душ, не являющееся адом или чистилищем.

Согласно представлениям о лимбе, в нём пребывают души тех, кто не заслужил ада и вечных мук, но не может попасть в рай по независящим от него причинам. Считалось, что в лимбе пребывают души добродетельных людей, умерших до пришествия Иисуса Христа (limbus patrum — лимб праотцов, то есть предел античных праведников), а также души некрещёных младенцев (limbus puerorum — лимб младенцев). Понятие о лимбе широко распространилось в западном богословии, начиная с XIII века.

В «Божественной комедии» Данте лимб — это первый круг ада, где вместе с некрещёными младенцами пребывают добродетельные нехристиане — философы, атеисты, поэты и врачи Античности, а также герои языческого мира.

[2] Теософия (др.
– греч. — «божественная мудрость») — теоретическая часть оккультизма и оккультное движение; в широком смысле слова — мистическое богопознание, созерцание Бога, в свете которого открывается таинственное знание всех вещей.

[3] Цитата из черной криминальной комедии «Жмурки», реж. А. Балабанов, кинокомпания СТВ, 2005 г.

«Тундра» батька пронеслась по центральной улице поселка, словно метеор. И, как это всегда бывает, когда этого не ждешь, попалась под пристальный взор правоохранительных органов в лице вечно небритого участкового Сильнягина. Он, как чертик из коробочки, выскочил перед машиной на дорогу, едва ли не под самые колеса, и повелительно взмахнул рукой, словно заправский ГАИшник.

Тяжелый внедорожник, взвизгнув тормозами, и оставляя темный след от стирающейся резины на асфальте, остановился, едва не задев высоким бампером безбашенного мента.

— Митрофаныч! — высунувшись по пояс из открытой форточки, нервно заорал на участкового Валек. — Тебе чего, жить надоело? Прямо под колеса залез! А если бы я не затормозил?

— Нарушаем, гражданин Хлыстов? — невозмутимо произнес учасковый, поправив на плече ремень видавшей виды «базуки», которую Сильнягин неизменно таскал с собой вот уже не протяжении нескольких десятилетий.

Хотя, ему по должности было положено табельное оружие — стандартный пистолет Макарова. Но за все время никто и никогда не видел на поясе Митрофаныча кобуру с пистолетом. А вот с охотничьим карабином участковый практически не расставался, словно к нему прирос. Первое время по поселку ходила куча шуток и анекдотов по этому поводу, но со временем все жители Нахаловки к этому привыкли. А в уже ставшими легендой девяностых, этот карабин не раз выручал возрастного сотрудника милиции в многочисленных криминальных стычках. Да и пользоваться этим оружием участковый умел — стрелял едва ли не со снайперской точностью.

— А когда это я успел гражданином стать? — Ехидно прищурился Валек. — А, товарищ участковый? Я, как бы, не под следствием нахожусь, так что попрошу! Нарушение скоростного режима не отрицаю, и готов понести соответствующее взыскание, согласно КОАП РФ[1]!

— И куда же ты так летишь, словно оглашенный? А, Валька? — не обращая внимания на длинную тираду отца, наехал на него Сильнягин. — Тут, как бы, не скоростная трасса формулы один. Сорок кэмэ ограничение скорости! Где знак стоит, показать?

— Да ладно тебе цепляться, Митрофаныч, — примирительно произнес Валек, — если хочешь — выпиши штраф, только хорошее настроение не говняй!

— А от чего это оно у тебя хорошее? — спросил участковый. — Поделись, авось, и прощу я тебе этот маленький косячок…

— Так это, Тимку я от Лукьянихи сегодня забрал, — улыбнулся отец. — Все, Митрофаныч, — закодировала его старая ведьма от дури! Не будет больше эту гадость употреблять! Даже в её сторону больше не посмотрит!

— Серьезно? Вылечила пацана? — искренне обрадовался Сильнягин, словно Лукьяниха именно его внука излечила от пагубной привычки.