Шрифт:
— Вы с ней накоротке?
— За десять-то лет варки зелий для Больничного крыла?
— Альбус и на этом экономит?
— Ну… не совсем, — признался Снейп. — Я иногда получаю от него весьма редкие и дорогие, а главное, труднодоступные ингредиенты. В целом, это стоит того.
— Он всегда в курсе твоих исследований?
— От него сложно что-либо утаить.
— Он сильнее всех в ментальной магии?
— С ним мог бы сравниться разве что Лорд.
— М-м-м…
— Что?
— Мне кажется… мне бы не хотелось, чтобы… — Минерва замялась — ей было трудно даже думать в этом направлении, а уж говорить вслух…
— Вы хотите, чтобы наш дражайший Альбус считал нас такими же «друзьями», как и раньше? Неужели вы против своего патрона, Минерва?
— Я не одобряю его политические игры, особенно те, в которые втягивают школьников.
— Они рано или поздно вырастут и все равно выберут сторону.
— Многие могли бы остаться нейтральными…
— Я действительно слышу это от вас? Мне ли напоминать вам, кто чаще всего несет больше потерь?
— Но почему именно они, почему те, кто никому не сделал ничего плохого…
— Потому что за ними никто не стоит. Они все одиночки, за которых мстить будут только родственники, и то не факт.
— Поэтому столько чистокровных семей присоединились к…
— В том числе. У всех резоны разные.
Минерва очень хотела поинтересоваться, что за резоны были у Северуса, но, в конце концов, это было не ее дело.
— Пойдемте к Гарри? — предложила она, вставая, и Северус легко поднялся вслед за ней.
Гарри Поттер очнулся на сероватых, почти как дома, простынях, и застонал от боли, которая, кажется, пронзала каждую его мышцу.
— Пить хочешь? — услышал он чей-то голос, но голова трещала так, что он даже не мог понять, кому он принадлежит — мужчине или женщине. Да это его и не интересовало.
Зато стакан воды, оказавшийся возле его рта, вызвал яркую, ни с чем не сравнимую жажду…
— Погоди, — стакан убрали, когда он не выпил и половины. — Выпей, — ему протянули таблетку. — Это обезболивающее, тебе будет лучше.
Гарри покорно проглотил таблетку и получил возможность допить воду.
— Хочешь еще? Как тебя зовут?
Гарри осторожно помотал головой и с ужасом понял, что не знает, что ответить.
— Не помню, — выдохнул он, сглотнул и повторил испуганно: — Ой… Ничего не помню…
— Не бойся, с черепно-мозговой травмой так часто бывает. Поправишься, и все вспомнишь. У нас хорошая больница, мы тебя вылечим и все будет хорошо.
Лицо перед глазами расплывалось, и Гарри откинулся обратно на подушку.
— Дать тебе снотворного? Говорят, что сон — лучшее лекарство…
Но он и без этого уплывал куда-то, и это было так хорошо, так замечательно, особенно заботливые прохладные руки на висках, что на глаза навернулись слезы.
"Я поправлюсь и все вспомню, и узнаю, кто я..." — было его последней мыслью перед тем, как окончательно уснуть — крепко и без сновидений.
Глава 3. Что в имени тебе моем?
«Кто я? Что со мной будет?» — размышлял Гарри, пялясь в больничный потолок.
Только что прошел обход, сменились дежурившие ночью нянечки и медсестры, а перед глазами Гарри теперь долго будет стоять картина удивленных врачей — как те склонились над его постелью, не веря, что он может двигать руками и даже не загипсованной ногой. Его заставили несколько раз сжать и разжать пальцы, согнуть локти, колено, вытянуть носок ноги и натянуть к себе, и, если бы правая нога не была привязана к какой-то идущей с потолка штуковине, без сомнения, начали бы крутить и вертеть.
Он несколько раз услышал, что у него «потрясающая скорость регенерации», и, кажется, даже сообразил, что это значит, хотя в первый раз очень хотел спросить, хорошо это или плохо. Определенно хорошо. Плохо только то, что он ровным счетом ничего не может вспомнить.
Дни шли один за другим, и вот после того, как его свозили на рентген, правую ногу решили снять с растяжки — правда, гипс снимать пока не решились — вроде бы полагалось это делать не раньше чем через три недели. Гарри подумал, что с ума сойдет, но ему дали костыли и разрешили немного передвигаться по палате и ходить в туалет, который был там же.
Та самая добрая ночная нянечка, миссис Смит, которая была с ним в его первую ночь в больнице, принесла умывальные принадлежности и расческу. А потом и пижаму, которая принадлежала ее сыну, который давно вырос. Так что Гарри скоро перевели из экстренной хирургии в общую палату, и он стал как все. Вот только бы вспомнить, как его зовут, а то было так неловко, когда он не смог представиться соседям по палате — оба мальчика были явно постарше его и тоже на костылях, причем у второго в гипсе были даже обе ноги, вот только не бедро, а голень и стопа.