С нами – детьми из приюта можно делать, что угодно. Даже ломать.

Глеб тоже раздражается. У него аж по скулам желваки бегать начинают. И взгляд становится такой непроницаемый, холодный, как раньше, до момента нашей близости. Он будто снова закрывается ото всех, погружая свой мир в невидимый купол.

Анна Евгеньевна садится в машину, ее новая подопечная тоже, а уже через несколько минут черный мерин скрывается за пределами дома.

– Глеб, – подхожу к нему, но не успеваю взять за руку, он отходит раньше. Открывает пассажирскую дверь и кивком намекает, чтобы я садилась в салон.

– Поехали, а то опоздаешь, – настроение у Гордеева явно упало до плинтуса.

– А может, не поедем никуда? – я еще ни разу не прогуливала занятия и такое предложение даже для меня в новинку. Но хочется приободрить Глеба, так как он приободряет меня.

– Не стоит. Все нормально, поехали. Стены дома знаний - творят чудеса!

Спорить не решаюсь, да и может Гордеев прав, учеба все-таки неплохо отвлекает.

До универа мы едем молча, вернее слушаем радио. Ведущий шутит на тему погоды и свиданий, иногда я так поддаюсь его настроению, что тихонько хихикаю. Глеб тоже улыбается, коротко, довольно сдержанно, но улыбается! Что-то мне подсказывает, что не из-за шуток, а потому что на меня поглядывает. От этого на сердце становится хорошо.

На парковке к моменту нашего приезда, свободных мест остается немного. Гордеев паркуется в боковом “карманчике”, и выходит на улицу первым. Ветер здесь похлеще, чем возле нашего дома, и я снова ежусь. Поднимаю плечи, в надежде, немного укрыться от прохлады.

– Дашка, – зовет Глеб, оглядываюсь и замечаю у него в руках черный шарф. Мужской, в классическом стиле, который он редко одевает. Гордеев подходит ко мне и вдруг накидывает этот шарф на мою шею, заботливо завязывая вокруг.

– Не мерзни, – с теплотой в голосе произносит он. Этот жест выглядит таким заботливым, что у меня невольно к глазам слезы подступают, настолько это оказывается приятно, когда тебе вот так кто-то шарф одевает. Приходится несколько раз моргнуть, чтобы скрыть нахлынувшие чувства.

– Спасибо, – шепчу, смотря снизу вверх на Глеба. Он игриво дергает за края шарфа, заставив меня сделать шаг навстречу ему. Затем наклоняется и вот между нами считанные сантиметры. Все в округе теряет смысл: и осенняя прохлада, и голоса студентов. Есть только два человека, которые не могут перестать смотреть друг на друга. Кажется, будто переживания уходят на второй план не только у меня.

– Хочешь меня поцеловать? – зачем-то спрашиваю я, до ужаса смутившись собственного вопроса.

– Может быть, – отвечает запросто Глеб, будто для нас в обыденность такие разговорчики. Он касается пальцем моей нижней губы, проводя вдоль нее, и останавливается в середине, словно чего-то ждет. Этот жест выглядит больно интимным и даже немного пошлым. А может, я просто слишком смущена. Ведь мы не дома, нас могут увидеть, и тогда слухами не оберешься.

– Мм, ну…

Ответить он мне не дает, опережает поцелуем. И делает это так трепетно, совсем не как в прошлый раз. Сейчас его поцелуй напоминает легкое дуновение летнего ветерка. Почти неуловимо, но в то же время безумно нежно, у меня аж ноги подкашиваются. И я вдруг ловлю себя на мысли, что готова потратить целую жизнь ради этого человека. Испытать все то, что никогда не испытывала впервые с ним: прогулки по хрустящему снегу, прятаться под крышей во время весенних дождей и сидеть в тени ветвей, знойным летом. Меня вихрем закручивают какие-то необузданные чувства, бесконтрольные, вселяющие веру в прекрасное, в то, что впереди нас ждет только лучшее.

Глеб отрывается от моих губ, ведет носом вдоль шее и шепчет мне на ушко:

– Порой мне кажется, что я схожу с ума без тебя, Дашка. Ты – мой дурман, не иначе.

Его слова отражаются вспышками звезд в моем сердце. И я поддаюсь порыву, обнимаю Глеба, прижимаясь крепче к его груди. Вдыхаю теперь уже любимый аромат с нотками дубового мха и мускуса. Наслаждаюсь тем мгновением, что есть сейчас и будет завтра.

Я так хочу наше завтра. Оно же будет? Правда?..

– Ты офигел! – мужской недовольный голос врезается в нашу прекрасную идиллию. Как бы ни хотелось, я отодвигаюсь от Гордеева и замечаю на тропинке Руслана, Арсения и Артема. Друзья Глеба перегородили дорогу Нестерову, а Соболев так вообще толкнул Артема, грозно прожигая его взглядом.

– Черт! – рычит Гордеев. Он срывается с места и мчит к ребятам, позабыв обо мне.

Я тоже иду туда, жутко переживаю, но к счастью, парни расходятся довольно быстро. Глеб разрешает ситуацию, а уж как и чем, остается для меня загадкой.

– Надо было рожу ему сломать, – недовольно хмыкает Руслан.

– Как мило, – Гордеев бьет по плечу Соболева. Они толкаются между собой, как мальчишки лет десяти, а Арсений периодически влезает между ними и строго наказывает, чтобы те вели себя хорошо. Это настолько забавно, что мне даже немного завидно: у Глеба всегда были друзья. В то время пока я пыталась дружить со сценой.

– Ты чего задумалась, Дашка? – Гордеев приобнимает меня, позабыв о своих товарищах и тех десяти пар глаз, которые в шоке сейчас разглядывают нас. Меня накрывает волна смущения, я будто оказалась в эпицентре всеобщего внимания.

– О тебе, – отшучиваюсь, и хочу вырваться, но Глеб сильнее прижимает к себе.

– Обо мне можно, а других нельзя, – игриво отвечает он.

Мы заходим в здание универа, держась за руки, но я технично увиливаю от Глеба, списав на то, что вот-вот начнется пара. Хотя на паре не легче, одногруппники открыто шушукаются, обсуждая последние сплетни в лице меня.