Шрифт:
Рейн. Ничего не могу ей сказать, потому что она еще вчера вечером ушла.
Соседка. А куда ж она пошла?
Рейн. К любовнику.
Соседка. Вот так так! Как же это вы говорите, к любовнику? Это к какому же любовнику?
Рейн. Кто его знает. Петр Иванович или Илья Петрович, я не помню. Знаю только, что он в серой шляпе и беспартийный.
Соседка. Вот так так! Оригинальный вы человек какой! Такого у нас в доме еще даже и не было!
Рейн. Простите, я очень занят.
Соседка. Так что ж, селедки теперь пропадут, что ли?
Рейн. Я занят очень.
Соседка. А она когда придет от этого, беспартийного-то?
Рейн. Никогда. Она совсем к нему ушла.
Соседка. И вы что же, страдаете?
Рейн. Послушайте, я очень занят.
Соседка. Ну, ну… Вот дела! Пока. (Скрывается.)
За сценой глухие голоса; слышно: «К любовнику ушла… селедки… последний день…», потом топот, хлопанье двери и полная тишина.
Рейн. Вот мерзавки какие! (Обращается к механизму.) Нет, сначала. Терпение. Выберу весь ряд. (Работает.)
Свет постепенно убывает, и наконец в комнате Рейна темно. Но все слышны дальние певучие звуки. Парадная дверь беззвучно открывается, и в переднюю входит Юрий Милославский, хорошо одетый, похожий на артиста человек.
Милославский [683] (прислушавшись у двери Рейна). Дома. Все люди на службе, а этот дома. Патефон починяет. А где же комната Михельсона? (У двери Михельсона, читает надпись.) Ах вот! «Сергей Евгеньевич Михельсон». Какой замок курьезный. Наверно, сидит в учреждении и думает, какой чудный замок повесил на свою дверь. Но на самом деле этот замок плохой. (Взламывает замок и входит в комнату Михельсона.) Прекрасная обстановка. Холостые люди всегда прилично живут, я заметил. Э, да у него и телефон отдельный. Большое удобство. Вот первым долгом и нужно ему позвонить. (По телефону.) Наркомснаб. Мерси. Добавочный девятьсот. Мерси. Товарища Михельсона. Мерси. (Несколько изменив голос.) Товарищ Михельсон? Бонжур. Товарищ Михельсон, вы до конца на службе будете? Угадайте. Артистка. Нет, не знакома, но безумно хочу познакомиться. Так вы до четырех будете? Я вам еще позвоню. Я очень настойчивая. (Кладет трубку.) Страшно удивился. Ну-с, начнем. (Взламывает письменный стол, выбирает ценные вещи, затем взламывает шкафы, шифоньерки.) Ампир. Очень аккуратный человек. (Снимает стенные часы, надевает пальто Михельсона, меряет шляпу.) Мой номер. Устал. (Достает из буфета графинчик, закуску, выпивает.) На чем это он водку настаивает? Прелестная водка! Нет, это не полынь. Уютно у него в комнате. Почитать любит. (Берет со стола книгу, читает.) «Богат и славен Кочубей. Его луга необозримы…» [684] Красивые стихи. Славные стихи. (По телефону.) Наркомснаб. Мерси. Добавочный девятьсот. Мерси. Товарища Михельсона. Мерси. Товарищ Михельсон? Это я опять. На чем вы водку настаиваете? Моя фамилия таинственная. А какой вам сюрприз сегодня выйдет. (Кладет трубку.) Страшно удивляется. (Выпивает.) Богат и славен Кочубей. Его луга необозримы…
683
Юрий Милославский — герой одноименного романа М. Н. Загоскина (1829). Реминисценция из комедии Н. В. Гоголя «Ревизор» (по Хлестакову, есть два «Юрия Милославских»: один «точно Загоскина; а есть другой „Юрий Милославский“, так тот уж мой»). Содержательную нагрузку несет также контраст героя и его имени — в «Блаженстве» широко использован гоголевский прием, примененный и в «Мастере и Маргарите» (по аналогии с сапожником Гофманом и жестянщиком Шиллером из «Невского проспекта» председатель МАССОЛИТа носит имя Берлиоза): вор по прозвищу Солист носит фамилию известного русского дворянского рода (конец XIV в.), возвысившегося в середине XVII в. благодаря браку Марии Ильиничны Милославской с царем Алексеем Михайловичем.
684
«Богат и славен Кочубей. Его луга необозримы…» — начало песни первой поэмы А. С. Пушкина «Полтава» (1829).
Комната Михельсона угасает, а в комнату Рейна набирается свет. В воздухе вокруг Рейна и механизма начинает возникать слабо мерцающее кольцо.
Рейн. Ага! Светится. Это иное дело.
Стук в дверь.
Ах, чтоб вы провалились, проклятые! Да! (Тушит кольцо.)
Входит Бунша-Корецкий, на голове у него дамская шляпа.
Меня дома нет.
Бунша улыбается.
Нет, серьезно, Святослав Владимирович, я занят. Что это у вас на голове?
Бунша. Головной убор.
Рейн. А вы посмотрите на него.
Бунша (у зеркала). Это я шляпку Лидии Васильевны, значит, надел.
Рейн. Вы, Святослав Владимирович, рассеянный человек. В ваши годы дома надо сидеть, внуков нянчить, а вы целый день бродите по дому с книгой.
Бунша. У меня нет внуков. А если я перестану ходить, то произойдет ужас.
Рейн. Государство рухнет?
Бунша. Рухнет, если за квартиру не будут платить.
Рейн. У меня нет денег, Святослав Владимирович.
Бунша. За квартиру нельзя не платить. У нас в доме думают, что можно, а на самом деле нельзя. Я по двору прохожу и содрогаюсь. Все окна раскрыты, все на подоконниках лежат и рассказывают такие вещи, которые рассказывать запрещено.
Рейн. Вам, князь, лечиться надо.
Бунша. Я уж доказал, Евгений Николаевич, что я не князь, и вы меня не называйте князем.
Рейн. Вы — князь.
Бунша. Нет, я не князь.
Рейн. Не понимаю этого упорства. Вы — князь.
Бунша. А я говорю, нет. (Вынимает бумаги.) Вот документы, удостоверяющие, что моя мама изменяла папе, и я сын кучера Пантелея. Я и похож на Пантелея. Потрудитесь прочесть.
Рейн. Не стоит. Ну если так, вы — сын кучера, но у меня нет денег.