Шрифт:
Анна. Пожалуйста. Я обожаю смелых людей.
Милославский. При нашей работе нам нельзя несмелыми быть. Оробеешь, а потом лет пять каяться будешь.
Радаманов (входит). Анна, голубчик, я в суматохе где-то свои часы потерял.
Милославский. Не видел.
Анна. Я потом поищу.
Бунша. Товарищ Радаманов…
Радаманов. А?
Бунша. Товарищ Радаманов, я вам хотел свои документы сдать.
Радаманов. Какие документы?
Бунша. Для прописки, а то ведь мы на балу веселимся непрописанные. Считаю долгом предупредить [686] .
Радаманов. Простите, дорогой, не понимаю… Разрешите, потом… (Уходит.)
Бунша. Совершенно расхлябанный аппарат. Ни у кого толку не добьешься.
Граббе (входит). А, наконец-то я вас нашел! Радаманов беспокоится, не устали ли вы после полета? (Анне.) Простите, на одну минутку. (Наклоняется к груди Милославского, выслушивает сердце.) Вы пили что-нибудь?
686
…ведь мы на балу веселимся непрописанные. Считаю долгом предупредить. — 27 декабря 1932 г. был принят закон, который ввел «единую паспортную систему с обязательной пропиской по всему Союзу СССР». Институт прописки неизвестен другим странам, слово не переводимо ни на один язык — отсюда недоумение Радаманова и Анны по поводу рассуждений Бунши о прописке.
Милославский. Лимонад.
Граббе. Ну все в порядке. (Бунше.) А вы?
Бунша. У меня, товарищ доктор, поясница болит по вечерам и стул очень затрудненный.
Граббе. Поправим, поправим. Позвольте-ка пульсик. А где ж часы-то мои? Неужели выронил?
Милославский. Наверно, выронили.
Граббе. Ну неважно, всего доброго. В пальто, что ли, я их оставил?.. (Уходит.)
Анна. Что они все с часами как с ума сошли?
Милославский. Обхохочешься! Эпидемия!
Бунша (Милославскому тихо). Часы Михельсона — раз, товарища Радаманова — два, данный необъяснимый случай… подозрения мои растут…
Милославский. Надоел. (Анне.) Пройдемся?
Анна. Я на ногах не стою из-за вашего спирта.
Милославский. А вы опирайтесь на меня. (Бунше тихо.) Ты бы пошел в другое место. Иди и там веселись самостоятельно. И что ты за мной таскаешься?
Все трое уходят. Входят Рейн и Аврора. Рейн идет, схватившись за голову.
Аврора. Дорогой Евгений Николаевич, да где же он-то?
Рейн. Одно из двух: или он остался на чердаке, или его уже схватили. И вернее всего, что он сейчас уже сидит в психиатрической лечебнице. Вы знаете, я как только вспомню о нем, прихожу в ужас. Да, да… Да, да… Несомненно, его уже взяла милиция, и воображаю, что там происходит! Но, впрочем, сейчас говорить об этом совершенно бесполезно. Все равно ничего не исправишь.
Аврора. Вы не тревожьте себя, а выпейте вина.
Рейн. Совершенно верно. (Пьет.) Да, история…
Аврора. Я смотрю на вас и не могу отвести глаз. Но вы-то отдаете себе отчет в том, что вы за человек? Милый, дорогой Рейн, когда вы восстановите свою машину?
Рейн. Ох, знаете, там у меня катастрофа. Я важную деталь потерял. Ну впрочем, это выяснится…
Пауза.
Аврора. Скажите, ну а у вас была личная жизнь? Вы были женаты?
Рейн. Как же.
Аврора. Что ж теперь с вашей женой?
Рейн. Она убежала от меня.
Аврора. От вас? К кому?
Рейн. К какому-то Семену Петровичу, я не знаю точно…
Аврора. А почему она вас бросила?
Рейн. Я очень обнищал из-за этой машины, и нечем было даже платить за квартиру.
Аврора. Ага… ага… А вы…
Рейн. Что?
Аврора. Нет, ничего, ничего.
Бьет полночь. Из бальных зал донесся гул. В то же время открывается люк, и появляется Саввич.
Аврора. Полночь. Ах, вот мой жених.
Рейн. А!
Аврора. Ведь вы знакомы?
Саввич. Да, я имею удовольствие.
Аврора. Вы хотите со мной говорить, Фердинанд, не правда ли?
Саввич. Если позволите. Я явился в полночь, как вы назначили.