Шрифт:
— Ты должен… — произнес Боб.
— Нет, не должен, — сказал Кузен Марв.
— Почему?
— Я ничего не должен, — сказал Кузен Марв. — Ясно? Я стою, мать твою, на месте. Стою здесь, потому что…
— Ты должен посмотреть… — сказал Боб.
— Не должен я никуда смотреть. Ты меня вообще слышишь? Не должен я, на хрен, смотреть ни на Европу, ни на гребаный Таиланд, ни на этот гребаный мешок. Я просто стою вот здесь.
— Марв.
Марв бешено замотал головой, как делают маленькие дети.
Боб ждал.
Кузен Марв потер глаза, неожиданно смутившись:
— Когда-то мы были бандой. Помнишь те времена? Люди нас боялись.
— Помню, — сказал Боб.
Марв закурил новую сигарету и подошел к мешку так, как подходят к испуганному еноту, забившемуся в угол подвала.
Он остановился рядом с Бобом и заглянул в мешок.
На небольшой кучке залитых кровью денег лежала отрубленная чуть ниже локтя рука. Рука с часами, которые остановились на 6:15.
Кузен Марв медленно выдохнул и все выдыхал, пока воздуха в легких совсем не осталось.
— Но это же просто… — произнес Кузен Марв, — в смысле…
— Я знаю.
— Это ведь…
— Я знаю, — сказал Боб.
— Дерьмо.
Боб кивнул.
— Нам придется куда-то это девать.
— Деньги? — спросил Кузен Марв. — Или это…
— Могу поспорить, денег здесь ровно столько, сколько у нас забрали в ту ночь, — сказал Боб.
— Ну, значит… — произнес Кузен Марв.
— Значит, мы вернем им деньги, — сказал Боб. — Именно этого они и ждут.
— А это? — Марв указал на руку.
— Мы не можем просто оставить это здесь, — сказал Боб. — Иначе копы выйдут на нас.
— Но мы же ничего не сделали.
— На этот раз ничего, — произнес Боб. — Но что, по-твоему, сделают с нами Човка и Папа Умаров, если копы займутся этим делом вплотную?
— Да, — сказал Марв. — Конечно, конечно.
— Ты должен взять себя в руки, Марв.
Марв при этих словах захлопал глазами:
— Это ты мне говоришь?
— Да, тебе, — сказал Боб и понес мешок в бар.
В крошечной кухне, рядом с грилем с четырьмя горелками и фритюрницей, у них был стол, на котором они готовили бутерброды. Боб расстелил на столешнице кусок вощеной бумаги. Вытянул из рулона над столом пищевую пленку. Вынул руку из раковины, куда сгрузил, чтобы обмыть, и замотал в пищевую пленку. Получившийся тугой сверток он упаковал в вощеную бумагу.
Марв наблюдал за ним из дверного проема, на его ошеломленном лице было написано отвращение.
— Похоже, ты проделывал такое тысячу раз, — заметил он.
Боб окинул его взглядом. Кузен Марв потупился и уставился в пол.
— А ты не спрашиваешь себя, что было бы, если бы ты не сказал о часах? — спросил он Боба.
— Нет, — сказал Боб, несколько резче, чем собирался. — Не спрашиваю.
— А я спрашиваю.
Боб заклеил края вощеной бумаги, и теперь рука была запакована, как какой-нибудь дорогой кий для пула или сэндвич в фут длиной. Боб положил сверток в спортивную сумку.
Они с Марвом вышли из кухни в бар и обнаружили там Эрика Дидса, который сидел за стойкой, положив перед собой руки, — просто парень в ожидании выпивки.
— Мы закрыты, — сказал Кузен Марв на ходу.
— У вас есть «Зима»? [11] — спросил Эрик.
— Кто бы у нас такое заказывал? — спросил Марв. — Мойша?
Боб с Кузеном Марвом обогнули барную стойку и уставились на Дидса.
Эрик поднялся:
— Дверь была не заперта, и я подумал…
Боб с Марвом переглянулись.
— Ничего личного, — сказал Кузен Марв Эрику Дидсу, — но иди-ка ты, на хрен, отсюда.
— А точно у вас нет «Зимы»? — Эрик направился к двери. — Боб, рад был тебя повидать. — Он помахал рукой. — Передавай привет Наде, брателло.
11
Слабоалкогольный газированный напиток, альтернатива пиву.
Эрик вышел. Марв кинулся к двери и запер ее.
— Мы тут перебрасываемся потерянной конечностью Однорукого, как каким-нибудь паршивым мячиком для сокса, а у нас дверь открыта!
— Ну ничего же не случилось, — сказал Боб.
— Но ведь могло же. — Марв перевел дух. — Ты знаешь этого парня?
— Это тот самый, о котором я тебе рассказывал.
— Который утверждает, что это его собака?
— Ну да.
— Он классно играет в сквош.
— А ты с ним знаком?
— Он с Мэйхью-стрит. Приход Святой Цецилии. Ты у нас старой закалки — если кто не из твоего прихода, то с тем же успехом может быть фламандцем. А парнишка этот редкостное дерьмо. Пару раз сидел, если я правильно помню, и в дурдоме по-бывал. Всю их чертову семейку еще поколение назад надо было подвергнуть принудительному лечению. Поговаривают, что это он грохнул Риччи-Времечко.