Черт, фигурное катание здорово развлекает. Я уже и забыла.

– Ну наконец-то, сейчас тебе влетит, – слышу я ехидный голос Райдера. Ехидный и очень довольный.

Я замедляюсь, услышав громкое эхо шагов за двойными дверями в конце катка.

– Лучше проваливай отсюда, Жизель, пока не разозлила Гаррета Грэхема.

Я подъезжаю к Райдеру и прикидываюсь дурочкой.

– Что за Гаррет?

– Ты издеваешься, что ли? Ты не знаешь, кто такой Гаррет Грэхем?

– Он знаменитость, что ли?

Теперь очередь Райдера на меня пялиться.

– Да он король хоккея. Это его лагерь.

– А. Точно. Я просто только за фигуристами слежу.

Махнув хвостом, скольжу мимо него. Мне так хочется сделать еще одно движение – в основном чтобы проверить, помню ли я, чему научилась на тех занятиях.

Я набираю скорость. Нахожу баланс. У моих коньков нет зазубрин на носу – в конце концов, они предназначены для хоккея, – но для этого прыжка засечки не нужны. Я выхожу на поворот, набирая скорость, а потом отталкиваюсь от катка и кручусь в воздухе.

Приземляюсь я просто отвратительно. Корпус повернут не туда, куда надо. Еще я перекрутилась, но каким-то образом умудрилась не шлепнуться лицом вниз. Грации в прыжке ни капли, и я морщусь.

– Джиджи! Что ты творишь? Лодыжку сломать хочешь?

Я поворачиваюсь к стеклянному бортику в двадцати футах, где, нахмурившись, стоит мой отец. На нем бейсболка и футболка с эмблемой лагеря, на шее – свисток, а в руке – стаканчик с кофе.

– Прости, пап, – смущенно кричу я. – Просто дурачилась.

Позади меня раздается сдавленный звук. Райдер подъезжает ко мне, голубые глаза потемнели.

Я склоняю голову и невинно улыбаюсь:

– Что?

– «Пап»? – еле слышно ворчит он. – Ты дочка Гаррета Грэхема?

Глядя на его гневное выражение лица, я просто не могу удержаться и даю волю смеху.

– Мало того, сегодня я еще буду помогать вам тренировать удар.

Райдер подозрительно щурится:

– Ты что, играешь в хоккей?

В ответ я снисходительно похлопываю его по руке.

– Не переживай, король выпускного, я сделаю тебе поблажку.

Человек, играющий в хоккей, – еще не хоккеист.

Человек, играющий в хоккей, заявляется на каток за час до игры, быстро натягивает коньки, отыгрывает три периода, переодевается в обычную одежду и на всех парах несется домой.

Хоккеист же живет и дышит хоккеем. Мы постоянно тренируемся. Мы посвящаем этому кучу времени. Приходим за два часа до тренировки, чтобы отточить, отшлифовать свою технику игры, стать крепче умственно, физически и морально. Мы укрепляем и закаляем тело, постоянно задирая планку. Мы посвящаем спорту жизнь. Чтобы играть в студенческой лиге, нужна фантастическая преданность делу, но мне такая задача всегда была только в радость.

До начала занятий в Университете «Брайар» остается неделя, и я возвращаюсь к привычной утренней рутине. Межсезонье хорошо тем, что позволяет мне провести побольше времени с друзьями и семьей, подольше поспать, побаловать себя вредной едой, но я всегда с нетерпением жду начала нового сезона. Без спорта мне не найти себе места.

Сегодня утром я тренируюсь на одном из двух катков творческого центра. Простое упражнение на бросок: ускоряешься на повороте и забиваешь шайбу в ворота, и, хотя я ругаю себя всякий раз, когда промахиваюсь мимо сетки, ничто не нарушает тишину арены, кроме звука шайбы, врезающейся в столб.

Так продолжается где-то час, пока я не замечаю на скамье тренера Эдли. Он машет мне, и я подъезжаю поближе. Тренировочное джерси промокло насквозь.

Он дергает уголком губ.

– Тебя здесь быть не должно.

Я снимаю перчатки.

– Кто сказал?

– Правила Национальной ассоциации студенческого спорта, пункт о тренировках в межсезонье.

В ответ я ухмыляюсь.

– Пункт об официальных тренировках в межсезонье, организованных тренером команды. А я просто катаюсь в свободное время.