Шрифт:
Дайте мне мужа, детей и десять соток. Большего мне и не надо для счастья.
Парадоксально, как быстро человек забывает о своих фантазиях, когда запрещает себе мечтать.
После моего диагноза — эндометриоз, который снижал шансы на беременность в разы, сводя их практически к нулю, после потери ребенка я вычеркнула из памяти эти картинку.
Как будто я не заслужила ее.
Смысл в этой мечте, если она неосуществима? Не будет хохочущих детей и грядки с огурцами.
Я сократила свои планы на жизнь на девяносто процентов, урезав их до необходимого минимума. Еда, сон, секс, работа. Получала ли я от этого удовольствие в последние годы?
Нет.
Это как будто ты приходишь в кинотеатр на самый долгожданный фильм, а вместо этого тебе включают трейлер к другому фильму. Один за одним. Один за одним. И вот ты сидишь и ждешь, когда же начнется то самое кино. А оно все не начинается, тебе вместо этого продолжают показывать сцены из какой-то другой жизни, которая тебе неинтересна.
Я застряла в этом состоянии. Все ждала чего-то. Когда же, наконец, пойдут титры и мне начнут рассказывать историю.
Вместо этого в зале включили свет и выгнали меня из кинотеатра.
Но вот что получается: ты уходишь из кинотеатра, забываешь о том, что хотел что-то посмотреть, идешь на работу, по магазинам, едешь сдавать декларацию в налоговую.
И тут на всех экранах города начинают показывать долгожданный фильм. Только тебя несет трамвай, и ты не успеваешь уловить суть, не слышишь диалогов.
Я запретила себе хотеть детей. Лишила себя этой фантазии добровольно. Отказалась от этой затеи, нарисовала себе жизнь, которая именуется новомодно — чайлдфри.
Я заготовила ответы на вопросы:
— Почему у вас нет детей?
— О, я просто чайлдфри.
— Не можете иметь, да?
— Нет, просто не вижу себя в роли матери.
Все это с широкой улыбкой на лице, так, чтобы собеседник не понял, что у меня внутри идет трещина по стенам и сыплется штукатурка.
Жизнь все решила расставить по своим местам, указав мне на мое, даже не спросив при этом моего мнения.
Люблю ли я этого ребенка? Мне кажется, нет.
Хочу ли я этого ребенка? Мне кажется, нет.
Готова ли я отказаться от него? Ни за что на свете!
Когда за Кириллом закрылась дверь, я перестала плакать.
Он сказал: нельзя.
И я, послушав его, прекратила. Но это не значит, что я поднялась и ушла, ну я не знаю… смотреть телевизор? Принимать аромаванну? Делать себе ужин?
Я тупо сидела и смотрела в одну точку, пытаясь вспомнить, какой фильм хотела посмотреть. Пыталась возродить в памяти ту самую мечту с огурцами и петуньями.
Картинка в памяти появилась, но была уже иной. Я так и не разглядела очертаний, они были скрыты туманом. Но я знала одно: там мне было хорошо.
Сможет ли Кирилл простить меня? И надо ли просить у него прощения? Примет ли он мое оправдание, что я была пьяная в доску? Поймет ли, что я не хотела секса с другим? Надо ли говорить Иману? Что он скажет на все это? И самое главное: кто отец этого ребенка?
Кто мне даст ответ хоть на один вопрос?
Ванна, телевизор, ужин. Вариантов много. Но я беру в руки телефон и набираю сообщение:
«Иман, мне нужно поговорить с тобой. Лично».
Я не знаю, что делаю. Спросить не у кого. Но одно я знаю точно: это треугольник. В котором все углы должны иметь равную осведомленность.
«С удовольствием. Я пришлю тебе время и место».
Да. Все правильно, Ксюша. Ты все делаешь правильно.
Какого черта тогда так больно?
Глава 29
Ксюша
Ничто не предвещало беды, но в мою дверь позвонили.
Я как раз собиралась на работу и, честно говоря, опаздывала.
Вообще с этой беременностью я стала ужасно медлительной и сонной. Я быстро устаю и постоянно ищу, куда можно приложить голову.
Сегодня важный день — Иман возвращается из Дубая. Он пригласил меня вечером на встречу. Днем у меня запланировано много рабочих встреч. Я честно пыталась проснуться, но переставляла будильник до того момента, когда нахождение в кровати стало попросту неприличным.
Быстрые сборы, и вот я уже готова покинуть квартиру и отправиться на работу.
И тут он. Звонок в дверь, который не может предвещать ничего хорошего.
Открываю и мысленно громко стону.
— Здравствуй, Ксения.