Девчонка ухватила меня и повела сквозь толпу, приветливо улыбаясь, но не забывая отпихивать наиболее назойливых.

О, а я-то думал, что у моего ангела-хранителя другие дела. Анька с утра усвистала проконтролировать, как там ее новая подруга? В том смысле, что Манана Давидовна Геловани должна сегодня пересдавать геометрию. Можно подумать, что без Анны Игнатьевны не обойдутся.

Уехала, кстати, на простом извозчике, потому что Тихон отправился на вокзал, караулить прибытие поезда с важной особой. Фрейлину (и не рядовую, а статс-даму) ждали раньше, но что-то засбоилось. И не могла Софья Борисовна Левашова (в девичестве Голицына) в Санкт-Петербурге посидеть? Ишь, загорелось ей. Но ладно бы еще в сроки укладывалась.

Очередная тетушка — которая генеральша, только за голову хваталась, пытаясь вразумить матушку, что барышню-воспитанницу нельзя отпускать в город одну. Но тетушка живет еще старыми представлениями, с Аньками не сталкивалась.

— Ваня, ты как?

— Да все нормально, — хмыкнул я — Сама-то как? Ноги не оттоптали?

— А, ничего. Пуговку, правда, оторвали, но у меня запасная есть — пришью.

— Как там твоя подшефная? — полюбопытствовал я.

— Все сдала. Я ж говорила, что она барышня умная. Манана меня в гости звала, но я подумала, что здесь нужнее. Куда тебя одного оставлять?

Какой-то репортер, оказавшийся шустрее прочих, ринулся наперерез и попытался ухватить меня за рукав, но попытка была мгновенно пресечена.

— А вы господин хороший, куда лезете? — недружелюбно поинтересовалась девчонка, треснув нахального журналюгу по руке. — Не видите, что господин Чернавский с дамой?

— Простите, барышня…— слегка растерялся парень с блокнотом.

— Ах, так вы еще и грубите… Фи, как нехорошо. А на вид приличный молодой человек. Да, простите, у вас шляпа упала…

Пока растерявшийся репортер открывал и закрывал рот, поднимал упавшую шляпу (с чего это она упала?) мы с Анькой успели заскочить в коляску.

— Трогай, — приказала барышня, а когда лошади тронулись, с удовлетворением сообщила: — Вот, не зря я извозчика не отпустила!

— Ань, выручила, нет слов. С меня пирожное. В кофейню пойдем?

— Н-ну, если кавалер угощает, то кто откажется? — кокетливо посмотрела на меня Анька.

— Так и куда ваш кавалер денется? — хмыкнул я. — Тем более, барышня честно заработала пирожное.

— Два.

— Да хоть три…

— Три будет лишка, — твердо ответила Анька, вспоминая заболевшее пузико. — Два — в самый раз.

— Как скажете мадмуазель… Для вас — сколько угодно.

— А ты как-то говорил, что имеются кавалеры, что барышне говорят — счет пополам?

Вот, все-то она запомнит! Еще ладно, не ляпнул о том, что немало женщин, считающих, что «счет пополам» — это нормально. Только не в этом мире. Здесь пока все нормально.

— Аня, — вспомнил вдруг я. — Что там с козой?

— А что с козой? Будет у них коза, — хмыкнула Анька. — Неподалеку от усадьбы твоей тетушки козы пасутся, козлятки симпатичные. Я одну козочку сторговала — Давид Зурабович потом заберет. Дом у них свой, место во дворе есть.

Сдерживая хохот, спросил:

— Анька, ты мне скажи — на фига ты им эту козу навялила?

— Ваня, если честно, то пошутила, а Манана поверила, — хихикнула Анька, — Пока я ей задачки решала, она мне про гимназию рассказывала — какие преподаватели умные, какие подруги у нее, что носят, куда отдыхать ездят. А мне чем похвастать? Не буду же я про кухню да пироги рассказывать? Немножко порассказывала, про монастырь — от тебя и слышала, про бурлаков. Ну, потом и про коз принялась рассказывать. Но чем плохо, если прокурорская дочка доить научится? Вдруг пригодится?

По дороге во французскую кофейню, понравившуюся нам из-за большого выбора пирожных (я говорю — нам, но вы догадались, кто у нас неравнодушен к пирожным?) решили заехать в книжную лавку. А извозчика можно и отпускать, там и идти два шага.

Я уже был в двух книжных лавках, но в этой не был. Чем порадует?

Вот, новое издание басен господина Крылова. Мягкий переплет, с иллюстрациями.Стоит недорого — 30 копеек. Самому мне басни не нужны, но парочку книжек куплю. Отправлю потом в библиотеку села Нелазское, порадую молодую жену и начинающего библиотекаря госпожу Литтенбрант.

Тридцать копеек за книгу — это для меня не дорого. А для крестьянина или даже мещанина — стоимость обеда. Как там у Некрасова?

Эх! эх! придет ли времечко, когда (приди, желанное!..)

Когда мужик не Блюхера, и не милорда глупого

— Белинского и Гоголя, с базара понесет?

Николай Александрович свою поэму давно написал, но мало что изменилось. С такими ценами на книги мужик еще долго классиков с базара не понесет[1].

Тогда покупаю трех Крыловых, чтобы почти на рубль.