Медведица стояла от Саньки метрах в десяти и, втягивая носом воздух, пыталась определить, что за «фрукт» или «овощ» вышел прямо к ней, когда она обедает?

— Ага, десерт, мать её! — подумал Санька.

Ветра не было совсем и под сенью склонившихся над речушкой ветвей стоял «бутерброд» из прохладного от воды слоя и теплого марева, нагретого сквозь редкую листву, воздуха.

— Сошлись две стихии, — успел подумать Санька, и медведица бросилась к нему, щедро разбрызгивая вокруг себя воду шлёпая по ней косолапыми лапами.

Уходить в тонкий мир, Санька за долгие годы практики научился мгновенно, что и сделал вместе с удочкой. Медведица клацнула зубами и недоверчиво мазнула лапой воздух, проверяя, не скрылась ли добыча под плащом-невидимкой. Никого лапой не поймав, медведица снова понюхала воздух, учуяв сероводород, фыркнула и, несколько раз переступив лапами на одном месте, враскачку побрела к месту кормёжки детёныша.

— Охренеть! — проговорил Славик, тихо отступая назад. — Никто же не поверит!

Он увидел выходящего перед ним на речку незнакомца, удивился его внешнему виду, уверенным повадкам и, решив проследить, аккуратно пошёл по берегу, стараясь не мутить воду. И вот через некоторое время такое происшествие! Незнакомец растворился в воздухе, не дав медведице себя схватить.

— А ведь на его месте мог быть я, — подумал Славка, осторожно разворачиваясь и, незаметно для себя ускоряясь, быстрым шагом поспешил в сторону моста, где стояла его машина. Однако, выбирая дорогу через чащу, он невольно вышел на ту тропку, по которой пришёл Санька, удивился её «хоженности» и свернул на неё и постепенно отдалился от точки рандеву с Мицубиси Деликой. Эта тропа вела к Санькиному домику, где, по Славкиному мнению, давно никто не жил.

— О, как! — глубокомысленно выразился он и, скривившись, почесал голову сначала над правым ухом, а потом и затылок у воротника.

Накомарником Славик побрезговал, а мокрец всё-таки заедал.

— Пищевая цепочка, мля, — проговорил Устинов. — Вот кто на самом верху. Эта мелочь, что жрёт всех.

Так он, размышляя о том, кто кого на земле переваривает, двинулся по тропе в сторону Санькиного домика, поняв, что таинственный незнакомец, умеющий мгновенно исчезать в воздухе, пришёл оттуда.

— А значит и вернётся туда, — подумал Славка. — Интересно, как, если он растворился в воздухе?

Идти до старого зимовья было всего-ничего, и Славка, опытный таёжник, осилил дорогу не напрягаясь, а потому вышел к тому месту, откуда зимовье проступало сквозь листья деревьев, не запыхавшись. Однако, то что он увидел на небольшой полянке перед маленькой избушкой его потрясло так, что он возбуждённо задышал.

Перед домиком, у вынесенной из него железной печи, суетился давешний незнакомец. Вернее не суетился, а размеренно управлялся с жаркой харюзов. То есть, пока Славка добирался до зимовья, этот, э-э-э, человек успел разделать рыбу, разжечь огонь в печи и пережарить почти половину собственного улова. Запах от шкворчащей на огромной старой чугунной сковороде шёл душистый и выдавливающий слюну, которая тут же заполнила рот.

Славка сглотнул и услышал:

— Ты, это… Заходи, если что!

Незнакомец оглянулся и посмотрел в его сторону. Славка был точно уверен, что ни хрустнул, ни скрипнул, ни… Короче, не морпех он, что ли? И не таёжник?

На всякий случай Славка оглянулся вокруг себя. Вдруг, кто-то ещё тут есть, к кому мог бы обратиться «тот, кто может исчезать».

— Ну, не хочешь входить, не выходи, — сказал таинственный незнакомец.

— Да, нет, почему? Что мне тут в кустах сидеть? Не успел передохнуть просто. Да вот тебя увидел, удивился, как ты быстро тут оказался.

Славка быстро сообразил, что рассказывать сказки — выглядеть глупо. Тропа шла от реки, а значит Славка пришёл оттуда. А если пришёл оттуда, значит видел незнакомца. А если видел, значит видел и то, как он исчез. Ведь зачем-то Славка пришёл сюда. Зачем, если не за ответами?

Славик был финансистом и предпринимателем. Но помимо предпринимательства Славка любил психологию, имел гибкий и философический склад ум. Он получал удовольствие от созерцания человеческих страстей, да и сам не гнушался щекотаниям своего эго игрой в казино не в стремлении «обогатиться», а в стремлении оголить себе нервы.

Здесь Славка увидел такое, что совершенно выпадало из нормального бытия, и нарушало известные ему законы природы. А это давало надежду, что будет какое-то время интересно. Ему часто становилось скучно и тогда он пытался заполнить своё существование новыми эмоциями и впечатлениями.

— Ловко ты от медведицы, э-э-э, испарился, — хохотнув, произнёс Славка. — Ты, вообще, кто? Человек?

Иногда Славка позволял себе быть прямолинейным и говорить, то что думает. В этой ситуации Славка не видел со стороны «незнакомца» угрозы и не видел смысла изворачиваться. Он вообще не любил врать.

— Видел, да? — спросил незнакомец так буднично и спокойно, что Славка почему-то похолодел.

Наверное, потому, что почувствовал не банальный фокус, а что-то более серьёзное. И от этого очень интересное. Он вспомнил фразу актёра Куравлёва из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «так это любую стенку можно убрать?» Точную фразу он не помнил, но смысл имел место и в этом случае.[3]