Несколько дней так прожили. А потом девчонки у нас заболели. Все-таки осень, уже прохладно. К вечеру у обеих температура. Ни лекарств, ничего. Мы пришли, стали укладываться, а тут женщина:

— Ребята! Я за вами давно наблюдаю. Давайте-ка выматывайтесь!

А на улице ночь, часов одиннадцать, и главное — дождь льет. И идти больше некуда. Мы и так, и сяк, она ни в какую. Говорит, что милицию вызовет, в райотдел позвонит, и нас заберут.

Я говорю:

— Хотите, я междугородные телефонные переговоры с Новосибирском закажу и всю ночь их ждать буду?

А она уже на принцип пошла: уходите и все. Мы ей объясняем: девчонки болеют. Куда мы пойдем?

— Вон отсюда! — и все тут.

Спорили-спорили, бесполезно. Я говорю:

— Все, ребята. Уходим отсюда.

На прощание подошел к ней и спросил:

— Вот у вас, женщина, дочь есть?

— Ну, есть.

— Так вот я ей желаю, чтобы, когда она подрастет, с ней бы кто-нибудь обошелся так же, как вы с нашими девочками обращаетесь.

И пошли. Ливень просто ледяной. Через минуту она нас догоняет на улице:

— Что-то я погорячилась…

В общем, нас вернули, и потом мы еще долго на этом Главпочтамте жили.

Егор Летов

В конце концов благодаря усилиям моих родителей розыск прекратили и меня оставили в покое. К тому времени страна уже здорово изменилась. Теперь даже газеты писали такое, за что раньше можно было схватить реальный срок. Так что власти стало не до панк-рока. Я смог вернуться домой и начал давать нормальные концерты. Наверное, это было самое плодотворное время.

Марина Кисельникова (Федяй) — петербургская тусовщица

В Новосибирске тогда проходил второй рок-фестиваль. Мы поехали на какую-то квартиру. Народу было довольно много. Все сидят, ждут, всем хочется выпить. Концерт закончился, приходят музыканты. Они открывают гитарные чехлы и чуть ли не упаковками достают оттуда парфюмерию: одеколоны, лосьоны…

Прежде я ничего подобного не видела. А они говорят:

— Спокуха, Федяй! Сейчас мы тебя научим! Это не сложно.

Я оказалась неплохой ученицей. После еще одного концерта в Академгородке собирали все что есть, а потом вывернули карманы, выложили то, что удалось найти, на стол и распределили:

— Ну, девочкам — лосьон, мальчикам — одеколоны!

Потом мы пили уже все, вплоть до стеклоочистителя. Янка так и писала мне: «Приезжай! Напьемся стеклоочистителя!»

Из новосибирской самиздатовской прессы

В самом начале 1989 года в Новосибирске прошел большой панк-фестиваль. В программе был заявлен весь цвет сибирского панка: «Гражданская Оборона», «Путти» и Янка Дягилева со своими «Великими Октябрями».

Сейшн проводился на территории Новосибирского экономического института. Территорию, прилегающую к актовому залу, оккупировали панки. Они сидели или лежали на скамейках, подоконниках, лестничных ступенях и прямо на полу. Группами фланируя по коридорам, они горланили песню «Все Идет По Плану». Прикид их состоял из проклепанных кожанок, цепей, металлических браслетов и ошейников. На руках у каждого были напульсники, прошипованные стомиллиметровыми гвоздями, а рожи размалеваны, как у североамериканских индейцев.

Первой выступала группа «Путти». Зал завелся с пол-оборота. Мэднесс, как всегда, голый по пояс, одетый лишь в бриджи с генеральскими лампасами и перепоясанный пулеметными лентами, не оставлял сомнений — анархия действительно мать порядка.

С перекошенной рожей свирепого дебила он орал в зал:

— Здравствуйте, Рейган!

Здравствуйте, Тэтчер!

Здравствуйте, Мао!

Здравствуйте, Черчилль!

Но я люблю Сергеича!

Я люблю Сергеича!

Я не расслышал, как объявили «Гражданскую Оборону». Как только суперпанки во главе с Егором появились

на сцене, расслышать что бы то ни было стало вообще невозможно. Оглушительный рев, топот, свист, гудение горнов и стук барабанов не стихали до самого конца выступления.

— Я люблю голубые ладони! И железный занавес на красном фоне! — с ненавистью орал Егор и наматывал на себя шнур от микрофона. — Я люблю умирать напоказ, погружаясь по горло в любую грязь!