Это была растянутая во времени смерть. Ужасная. Страшная. Такую не пожелал бы ни один здравый человек никому в этом мире. Даже злейшему врагу.

Город отвернулся. Он не мог видеть происходящего. Даже он был в ужасе от происходящего. Но у тех событий был другой свидетель. Он же смотрел пустыми глазницами на происходящее, с холодной улыбкой оставаясь в тенях царившего в спальне полумрака, разгоняемого дрожащим светом горящих свечей.

Шедевр был закончен, и маэстро, измазанный в кровь, отошел назад, чтобы полюбоваться своим творением. Своим величайшим творением. И он не ожидал, что кто-то еще оценит труд его уродливого безумия. Его прогнившей насквозь души, что сочилась миазмами тьмы.

Хлопок. Словно удар костей. Жан Клод вздрогнул всем телом. Здесь не должно было быть никого. Никого кроме него и его шедевра.

Что-то прикоснулось к карману Шале. Он это явственно почувствовал, как и тот скальпель, что продолжал сжимать в своей руке. Вымазанной в кровь рукой, он достал из кармана светлых, вымазанных алой кровью брюк, золотую монету. На него, пустыми глазницами смотрел череп. И взгляд этот был холоден, бесстрастен. Так может смотреть только смерть.

Нервно сглотнув ставшую вдруг вязкой слюну, Жан перевернул свою находку, чтобы увидеть свой порядковый номер. X.

— Десять. — Прошептали губы мужчины.

Он даже не осознавал значение этой находки. Его больше волновало, откуда взялась эта безделушка. Но от мыслей его отвлек сначала смех на самой грани его слуха, который перерос в навязчивый шепот, что сверлом ввинчивался в мозг Жана.

— Кто здесь? — Спросил он, вновь оглядываясь по сторонам, выставив перед собой скальпель, как будто тот мог его защитить, от того что явилось за ним в мир смертных.

Жан Клоду показалась, что его шедевр пошевелился. Он увидел это самым краем своего зрения, и резко повернулся к растерзанному телу Милли. Но та лежала именно так, как им и задумывалось. Не сдвинувшись и на миллиметр.

Снова шорох. Теперь за спиной. И холодное дыхание в затылок. Мороз пробежал по коже Шале, заставляя вздрогнуть, скидывая с себя это жуткое ощущение. Он обернулся, но там по-прежнему никого не было.

— Что за на хрен? — С не понимаем, прошептал маньяк, потрясая головой.

Скрипы, шуршание ткани. Звуки начали наполнять спальню, словно кто-то незримый ходил по ней, с хозяйской небрежностью осматривая. Жан замер на месте, боясь дышать. Кроме него в комнате по-прежнему никого не было. По крайней мере, он никого не видел.

— Нужно собраться. — Вслух сообщил он самому себе, чтобы разрушить почти осязаемую атмосферу животного ужаса, что уже начала точить барьеры его сознания.

Глубоко вздохнув, он направился к своей жертве. Теперь это не смотрелось для него шедевром. Все удовольствие куда-то исчезло. Ему просто хотелось поскорее свалить из этого места. Кто его знает — может шлюшка была ведьмой, и теперь ее дух хочет мести.

Конечно же, Шале не верил в подобную чушь. Нет, ну, правда! Какие духи? Какие черти, демоны? Зачем? Зачем если есть люди, что сами по себе хуже любого демона. И он, Жан, был ярким тому примером.

Вот только эти шорохи и скрипы. Нет. Они не были постоянными. Скорее неожиданными. Вот вроде бы гнетущая тишина, а потом раз — и скрипнет паркет из мореного дуба.

Клеенка скатывалась, заматывая истерзанный маньяком труп, некогда красивой женщины. Завершив процедуру предварительной уборки, Жан Клод оперся о труп, прикрыв на мгновение глаза.

— А ты вырос, мой мальчик. — Донеслось до него, словно дуновением ветерка.

Это был голос Софи. Его он сможет узнать всегда. Это точно был ее голос. Но как? Как? Если она мертва?

Шале резко открыл глаза, оглядывая пустую комнату. И тишина. Звенящая тишина. Он не понимал, что происходит. Он даже уже успел забыть о монете, которую неосознанно сунул обратно в карман.

— Нужно выспаться. Похоже это нервное. — Проговорил он, выдыхая и поднимаясь на ноги. — Просто нужно поспать. Вторые сутки на ногах.

Взвалив труп Милли, себе на плечо, он неспешно пошел обратно к своей машине. Теперь он собирался отвезти тело в загородный лесок, а там по старинке прикопать. Заодно навестит и остальных жертв своей страсти. Да. Там уже маленькое кладбище. Кладбище его произведений искусства. Да и само кладбище… если туда кто-то забредет. Ха! Он обосрется от страха!

Шале очень гордился этим. Эта гордость, заставляла его расправлять плечи и улыбаться. Это было то самое дело, в котором он лучше всех. Так он считал. В это он верил. Этим он жил.

Свалив тело в багажник, он пару секунд посмотрел на окровавленную клеенку и вынужденно недовольно скривился. Это был его хит. Лучшая работа. А удовлетворение прошло быстрее обычного. Словно и не было его никогда. Это было плохо. Значит, в ближайшее время нужно повторить. Он как волк, что нагнал свою дичь, но та оказалось не вкусной. Словно с ядом. И теперь ему нужна новая пища. Та, которая сможет насытить зверя, и позволить ему расслабленно развалиться на ласковом солнце, нежась в его лучах.