— Да, моя госпожа, — ответил Альфред и исчез.

— Он наверняка ничего не понял, — заметила леди Регнолл, — но он никогда не приведет Эттерби-Смитов сюда, иначе ему придется покинуть этот дом вслед за ними в понедельник утром, поэтому мне все равно. Как-то это сработает. А теперь садитесь у огня, и давайте поговорим. У нас есть час и двадцать минут. Вы можете курить, если хотите. Я научилась этому в Египте, — она взяла сигарету с камина и зажгла ее.

Час и двадцать минут пролетели как одно мгновение. Нам столько надо было поведать друг другу, что мы так и не дошли до сути. Например, я начал рассказывать ей про копи царя Соломона, а это была длинная история. А она, в свою очередь, стала рассказывать, что случилось после того, как мы расстались на берегах Красного моря. Прошел час и пятнадцать минут, когда внезапно отворилась дверь, и Альфред испуганно произнес:

— Мистер и миссис Эттерби-Смит, их дочери, мисс Смит и мистер Эттерби-Смит-младший.

Он поймал на себе взгляд хозяйки и поспешно ретировался.

Я оглянулся и почувствовал — как было бы хорошо, если бы существовала другая дверь. Однако дверной проем был единственный, и он был занят. Впереди стоял мистер Эттерби-Смит-старший, подобно быку, возглавляющему стадо. В самом деле, он был похож на быка-производителя. У него было красное массивное лицо, обрамленное, словно двумя рожками, пучками рыжих волос. Этот человек бросил на меня тяжелый взгляд.

Следом шла миссис Эттерби-Смит — воплощенная мать семейства. Казалось, она измерялась акрами; черный шелк внизу, белая кожа вверху, по ней, словно острова в океане, плыли большие зеленые камни. Ее лицо, хотя и глупое, было очень строгим и напугало меня.

Затем двигалось потомство этой дружелюбной парочки. Все отпрыски семейства были высокие, худые и такие же рыжеволосые. Девушки, чей возраст я не смог определить, были похожи друг на друга, что неудивительно, так как они были двойняшками. Их бледно-голубые глаза напомнили мне рыб. Обе они были одеты в зеленые платья и носили на шеях топазовые ожерелья. У молодого человека, которому на вид было около двадцати двух лет, тоже были бледно-голубые глаза, в одном из которых торчал монокль. Однако его волосы были слегка рыжеватые, как будто их обесцветили, расчесали на пробор и распрямили с помощью масла.

Некоторое время стояла тишина, которая произвела на меня гнетущее впечатление. Затем громким и напыщенным голосом мистер Эттерби-Смит произнес:

— Добрый день, дорогая Луна! Поскольку лакей сказал мне, что ты еще не ушла переодеваться, я настоял на том, чтобы он проводил нас сюда для небольшой приватной беседы, поскольку мы не виделись много лет. Мы хотели бы лично выразить свои соболезнования и скорбь по поводу большой потери.

— Спасибо вам, — ответила леди Регнолл, — но, по-моему, в нашей переписке мы уже обсудили, что это болезненная для меня тема.

— Я боюсь, что мы прервали приятный вечер с сигаретами, Томас, — холодно сказала миссис Эттерби-Смит, вдохнув воздух, как испуганное животное, в то время как все пятеро уставились на сигарету, которую леди Регнолл держала между пальцев.

— Да, — ответила леди Регнолл. — Не хотите ли присоединиться? Мистер Квотермейн, пожалуйста, передайте коробку миссис Смит.

Я автоматически подчинился, предложив коробку леди, которая испепелила меня взглядом, а затем каждому, кто стоял сзади. К моему облегчению, молодой человек взял одну.

— Арчибальд, — обратилась к нему мать, — ты же не хочешь, чтобы платья твоих сестер пропахли табаком еще до обеда?

Арчибальд хихикнул и ответил:

— Мам, еще немного дыма не особо повлияет на воздух в этой комнате.

— Ты прав, мой дорогой, — сказала мать и немедленно изобразила приступ астмы.

Не уверен, что могу вспомнить все, что случилось после этого. Я пробормотал что-то про то, что мне надо идти переодеваться к обеду, и поспешил удалиться из комнаты. Я бродил в поисках того, кто проводил бы меня в мою комнату, где я переждал бы время до звонка к обеду. Но даже и этот побег не прошел без неприятностей, поскольку в спешке я наступил на платье одной из сестер, уж не помню, Долли или Полли (их звали Долли и Полли). Раздался ужасный треск, как будто платье порвалось напополам. Арчибальд снова хихикнул, а Долли и Полли закричали в один голос, потому что они все делали одновременно:

— Какой неуклюжий!

В довершение моих несчастий я забыл дорогу наверх и блуждал туда-сюда, как потерянный ягненок, пока не остановился перед дверью из зеленого сукна, которая мне кое-что смутно напомнила. Я стоял и глазел на нее, пока четко не представил себе картину, в которой я следую вдоль шнурка колокольчика через эту дверь, когда ищу ныне покойного мистера Сэвиджа по какому-то срочному делу. Да, не было никаких сомнений, это тот самый шнурок, и странно, что мне пришлось снова обратиться к нему. Любопытство заставило меня открыть дверь, чтобы убедиться, что память меня не подводит и та ли это дверь. В следующий момент я пожалел об этом, потому что оказался в объятиях не то Долли, не то Полли.

— О! — вскрикнула она. — Я тут как раз привожу в порядок платье.

«А я — мысли», — усмехнулся я про себя и робко спросил, не знает ли она дорогу вниз.

Она не знала, и никто из нас не знал, пока наконец мы не встретили миссис Эттерби-Смит, которая искала дочь.

Если бы я оказался вором, она не отнеслась бы ко мне с большим подозрением. Но, как бы то ни было, она знала дорогу вниз. К моей радости, я нашел там моего старого друга, Скрупа и его супругу, оба они стали крепче и старше, но остались такими же веселыми, как и раньше. После этого семья Смитов была уже мне не страшна.