— А хочешь, сам выпью? — спрашивает, начиная меня через полотенце по спине гладить, будто это может помочь уменьшить бредовость того, что он несет. — Никто не будет лезть к тебе, таскать на ручках, с ума от тебя и из-за тебя сходить. Красота же, ну?

— Доведение до самоубийства ничем от убийства не отличается. Аман, отключай папочку, навязчивая забота, что бы ты там себе ни надумал, явно не то, что требуется мне для счастья.

— А что требуется? Одиночество и виски? Они тебе тоже счастья не принесут, лишь загонят еще дальше.

Зато от них не бывает таких откатов. От виски только похмелье, но оно быстро лечится.

— Что плохого в одиночестве? Да и виски, в отличие от людей, вполне себе нейтрален.

— Что тебе сделали люди?

— Разочаровали, — отвечаю лаконично, так как не имею сейчас абсолютно никакого желания пускаться в пустые перегоны прошлого. Я не мизантроп или что-то такое, ненависти ни к кому не испытываю, просто не считаю, что интересно каждый раз в одно и то же дерьмо падать.

— Тем, что не оправдали ожиданий или, наоборот, делали ожидаемое?

— Тем, что до опиздинения предсказуемые. Вроде разные, а присмотреться, копнуть поглубже… Такое ощущение, что все разом перестали думать. Вот ты пользуешься мерной крышкой, когда закидываешь порошок в стиральную машинку?

— Когда-то, сейчас нет. На глаз вижу.

— Логично, привык за годы к дозировке. А ты в курсе, что она увеличена почти в два раза от необходимого?

— Не знал, попробую добавлять меньше, спасибо.

— Это везде. И это логично. Производителю порошка нужно, чтобы он продавался больше, для этого необходимо, чтобы он заканчивался быстрее. Это из разряда рекламы жвачки, где раздают по две пластины. Или женские колготки. Давным-давно изобрели те, что не рвутся. Но на хрена их продавать? Невыгодно. И это лишь продажи, то, что на поверхности. Внушить одному человеку что-то так, чтобы он искренне верил в то, что это непреложная истина, или подумал, что сам пришел к этой мысли, слишком просто. И какой тогда вообще смысл с кем-либо сближаться, если, по сути, все люди — просто набор качеств и мнений, которые им внушили извне?

— То есть ты, столкнувшись с тем, что тебе что-то не понравилось в ком-то, начал выискивать это в других? А ты не думал, что у людей, даже на одинаковое действие, могут быть разные мотивы? Но из-за того, что ты уже все решил и, найдя, убедил себя в том, что иначе и быть не может, просто не поверил. Возможно, тебе, и правда, попадались одинаковые люди с похожими мыслями и мотивами, но это не значит, что все сплошь клоны. Ты сам отказываешься искать отличия.

— Ну вот, подтверждая мои слова, ты слышишь то, что надумал… С чего ты взял, что я не смотрю на мотивы? С чего ты взял, что не хочу смотреть глубже?

— Пока я только предполагаю, потому что ты мне ничего нормально не рассказываешь. Но я хочу узнать все о тебе. Я не ставлю на тебе клеймо, что ты именно такой и никак иначе. К тому же людям свойственно меняться в любом случае.

— О’кей, — я поворачиваюсь, чтобы его видеть. Не то чтобы я любил обсуждать что-то бессмысленное, но, похоже, сегодня я от этого не отделаюсь. — Мотивация людей — это потребности. Когда одна потребность удовлетворена, появляется мотивация к следующей. Допустим, самые сильные потребности — физиологические. Ты точно не сможешь думать об образовании, если умираешь с голода или не спал несколько суток. Сюда же, кстати, относится и желание секса. Нет секса, а хочется, нет еды, а хочется. Вся твоя мотивация будет сосредоточена на этом. И процентов восемьдесят населения крутится вокруг этой потребности, не желая шагать дальше. Ты вон, когда голодный, тебе тоже ничего не хочется и все бесит. Только чем отличается человек, что мотивирован идеей кого-то трахнуть, от того, кто работает сутками, чтобы поесть? По факту они оба на одной платформе. Что тут может быть интересного?

— Человеческий голод и вампирский — разные. В детстве я сознание терял, потому что в первую очередь нужно было думать о брате. Сейчас не так, и я могу не питаться кровью совсем, если меня не увечить. Но вообще я немного не понимаю… Ты равняешь секс к еде, но без секса можно жить. С ним приятнее и теплее, но это же больше бонус. А еда — жизненная потребность.

— Я не равняю секс с едой, — закатываю глаза и отворачиваюсь. Что толку разжевывать, если он слушает слова, а не общий смысл. — Я прекрасно знаю, что без него можно обойтись, сам добровольно от него периодически отказываюсь на длинные промежутки времени. Я о мотивах. Ты сказал, что мотивы других людей интересны, а я пытаюсь до тебя донести, что хоть и кажется, что они не одинаковы, но, по сути, имеют четкую структуру, что отталкивается от потребностей. Например, переполнение мочевого пузыря. Поссать, если по-простому. Пока эту потребность не закрыть, хрен можно серьезно о чем-то думать, кроме того, что тебе надо облегчиться. Или попить, когда мучает жажда. Или потрахаться, когда стояк. Это просто и примитивно, но более высокие потребности по сути своей так же легко разбить, как и самые низменные. Будь то поиск любви, самоутверждение или творчество. Просто ступеньки разные.

— Ладно, я понял. Все хуйня, а в конце мы все умрем. Смысла нет ни в чем. Радоваться, искать то, что приносит счастье, заботиться о ком-то, быть с тем, с кем хочется, даже симпатия — все не важно. Лучше быть одному, ни к кому не привязываться и просто доживать отведенный срок.

— Бинго! Вот и я пришел к тому же выводу.

Знаю, что от него сейчас был сарказм, да и не понял он ни хрена, так как в очередной раз поленился довести меня наводящими вопросами до сути. Зачем слушать то, что тебе не нравится, зачем думать, если можно сделать вывод, основываясь на своем опыте и картинке, которую ты якобы не рисовал? А потом еще говорит, что я ничего не рассказываю или что ему интересно докопаться до сути. Зачем что-то людям говорить, если они слушают только то, что хотят?

— Блядь, Ниррай… — он прижимает меня ближе и устало вздыхает на ухо, щекоча дыханием. — С тобой очень сложно. Я хочу помочь, но не понимаю, что мне делать.

— А если бы ты не считал, что мне нужна помощь, что бы ты делал?

— Не знаю… Возможно, согрел или придушил, — последнее он говорит с невеселым смешком, хотя я понимаю, мне сейчас тоже невесело

— Согреть — это опять-таки помочь. Выходит, единственное, что ты хочешь, когда мне никакая помощь не нужна — избавиться от меня?