— Хорошо. — В голосе Железного легиона звучат новые, более жесткие нотки. Все сочувствие улетучилось, оставив только холодный расчет. — Это было довольно разоблачающе для нас обоих, верно?

Джозеф качает головой. Он не может встретиться взглядом с Лораном. Он не может понять, что только что произошло.

— Кто ты?

Жестокая улыбка расползается по лицу Лорана. «Я будущее. Ты прошлое. Что еще важнее, теперь я знаю, как мало можно тебе доверять». Железный легион взмахивает рукой, и в переулке открывается портал, пространство за которым залито мерцающим желтым светом. Лоран бросает Джозефа через портал, и тот падает на холодный каменный пол. Джозеф вернулся в лабораторию, снова оказался на тюремных уровнях. Железный легион следует за ним через портал и закрывает его за собой. В нескольких шагах от него ждут солдаты; их фонари — единственный источник света в темноте. Они разрываются между бегством и унижением, но Лоран не обращает на них внимания.

— Ты помнишь правила, Йенхельм? — Теперь в голосе Железного легиона слышится гнев и странная настойчивость. — Что произойдет, если ты окажешь сопротивление или попытаешься сбежать? Я обещал, что люди умрут. Я обещал, что ты их убьешь.

Джозеф качает головой, уже страшась того, что должно будет произойти, и не в силах произнести ни слова. Он не хочет никого убивать. Он больше не хочет терять себя.

— Что ж, обещание есть обещание. — Железный легион протягивает руку, и дверь ближайшей тюрьмы распахивается, замок протестует лишь мгновение, прежде чем поддаться. Внутри камеры лежит человек, изможденный и истощенный, но все еще живой. Под телом мужчины образуется фиолетовая дымка, кинемантия Железного легиона поднимает его и выносит за дверь камеры. Лоран бросает его перед Джозефом. — Сделай это, Йенхельм.

Джозеф снова качает головой, слезы катятся по его щекам. Он напуган, устал и... беспомощен. Он не может этого сделать. Он больше не может сражаться с Железным легионом.

— Последний шанс, Йенхельм. Убей его. Или это сделаю я. Тогда я убью еще десять человек, и мы начнем сначала. Их жизни ничего не значат для меня, я всегда могу найти кого-то еще. — В его словах нет лжи. Никакого блефа или бравады. Железный легион это сделает. Он убьет сотни людей, чтобы заставить Джозефа подчиниться.

Джозеф протягивает руку и кладет ее на щеку мужчины. Его плоть липкая на ощупь, перепачканная грязью и впалая, но он все равно смотрит на Джозефа умоляющими глазами. Это единственный способ. Спасти других. Чтобы спасти жизни еще десяти человек, Джозеф должен это сделать. Он должен убить еще раз. Он плачет, когда высасывает жизнь из человека, а затем позволяет трупу упасть на каменный пол. Часть его самого была вырвана, он это чувствует. Даже забирая жизненную силу этого человека, он почувствовал, как часть его души вырвалась на свободу и исчезла.

— Отлично, — говорит Железный легион. Джозеф падает на колени и рыдает. Оплакивая жизнь, которую он отнял. Оплакивая ту часть себя, которую он потерял. Он плачет. — Я должен идти. Возможно, меня не будет какое-то время, а ты доказал, что не заслуживаешь доверия, Йенхельм. Итак... — Лоран снова хватает Джозефа за шиворот и тащит его к пустой камере, бросая внутрь так, словно это не потребовало никаких усилий. По мановению его руки дверь камеры поворачивается и защелкивается, так что ее невозможно открыть никаким ключом. — Твое право на свободу аннулируется. Я позабочусь о том, чтобы Инран не забывал время от времени тебя кормить. Ты можешь подождать здесь, пока я не вернусь.

С этими словами Железный легион поворачивается к ближайшим солдатам. «Что вы делаете? Продолжайте. Эти ячейки не заполнятся сами по себе». Лоран снова машет рукой и открывает портал, быстро проходя через него и позволяя ему захлопнуться за собой.

Всего через пять дней после того, как мы разбили лагерь, на горизонте показалась терреланская армия. Тысячи солдат маршировали шеренгами, всадники на птицах трей, Хранители Источников под сияющими синими знаменами терреланской гильдии магов. Это была сила, с которой нельзя было не считаться. Они знали, во что ввязываются, их разведчики наблюдали за нами большую часть дня, и они могли видеть большую часть армии, которую я вызвала из Другого Мира. И все же они пришли. Я должна отдать им дань уважения; должно быть, потребовалось немало мужества, чтобы выступить против таких монстров, которыми я управляла.

Хардт по-прежнему не разговаривал со мной, но я видела беспокойство на его лице. Это были его соотечественники, терреланцы, настроенные против нас. Не нужно много усилий, чтобы заставить человека усомниться в том, что он на правильной стороне в конфликте. Позиция Хардта была ясна — он не хотел участвовать в сражении и оставался рядом со мной только из верности. Странно думать, что он остался таким преданным, но при этом отказывался сказать мне хоть слово. Я могла бы воспользоваться его советом. Возможно, с его помощью я смогла бы избежать того, что произошло дальше. Держу пари, что большинства трагедий можно было бы избежать, прислушавшись к словам тех, кто проповедует пацифизм. К сожалению, они, как правило, проповедуют его гораздо тише, чем те, кто проповедует войну.

Прошлой ночью моя армия собралась в полном составе. Восемь юртхаммеров, почти сотня харкских гончих, двадцать два геллиона и неуклюжий зверь высотой с дом, покрытый хлещущими костяными усиками, с которых капал яд. Я никогда раньше не видела этого последнего монстра и в то время не знала его названия. Я назвал его Хоррейном в память о моем погибшем друге. Я думаю, Хорралейн посмеялся бы, узнав, что я назвала монстра в его честь, но с тех пор его призрак редко посещал меня. По численности мы были ничтожны по сравнению с терреланской армией, но то, что я собрала, было армией, для которой требовалось не менее двадцати демономантов. Мои монстры были более чем сравнимы с той незначительной силой, которую император послал против меня. По крайней мере, я так считала. Гордость всегда была одним из моих недостатков.