Кое-что она поняла, кое-что нет, но синьор Альберти перевёл непонятное за Алонсо. Женщина от страха упала на колени, когда поняла, что перед ней титульный дворянин.

— Простите ваше сиятельство, я не знала, простите, что не поклонилась вам, — запричитала она, боясь за свою жизнь.

Альберти поднялся со скамьи и поднял её с пола, с трудом посадив рядом с собой.

— Марта, соглашайся, я знаю Иньиго уже много лет, он лучший господин, который у тебя может быть! Нам всем будет не хватать твоих обедов и ужинов, но зато твои дети будут обеспечены, да и ты сама сможешь устроить свою жизнь.

Женщина, вытирая текущие из глаз слёзы, с волнением спросила у меня.

— А дети, ваше сиятельство? Как быть с моими детьми?

— Полный пансион тебе и им, могут жить в моём доме и питаться с общей кухни для слуг, — пожал я плечами, — как подрастут могут выбрать себе профессию, я оплачу их ученичество.

Глаза у Марты распахнулись ещё шире. В это время это было не то, что хорошее предложение найма, а просто заоблачное.

— Я согласна, ваше сиятельство, — поклонилась она мне.

— Тогда завтра с Алонсо оформите все бумаги, получишь деньги и будешь кормить только меня с друзьями здесь, пока я во Флоренции, — сказал я, как само разумеющееся, — но готовься к отъезду, здесь я ненадолго.

— Хорошо, ваше сиятельство, — ответила она, но затем вскинулась и стремглав бросилась на кухню, откуда потянуло чем-то горелым.

На меня задумчиво посмотрел Манетти, обратившись к синьору Леону.

— Тебя многие наши знакомые проклянут за это Альберти, не все поймут то, что Марте тяжело тащить всё одной.

— Плевать, главное её жизнь будет устроена, — отмахнулся мой учитель.

Дверь в таверну открылась и в неё вошли трое мужчин, о чём-то ожесточённо спорящие. Один из них причём был в рясе священника, но тем не менее сыпал ругательствами не меньше остальных.

— Беноццо, Доменико, фра Филиппо, садитесь к нам! — позвал их сеньор Альберти.

Мужчины тут же оставив спор подошли ближе, с любопытством смотря на два новых лица.

— Его сиятельство Иньиго де Мендоса и синьор Алонсо, его управляющий, — представил меня им Альберти, а затем их мне.

— Беноццо Гоццоли — лучший мастер фресковых росписей, которого я знаю, — показал он на мужчину с тёмными волосами и необычными здесь длинными волосами. Обычно все старались стричься покороче.

— Доменико Венециано — просто поразительный художник по картинам над алтарями, тебе нужно обязательно увидеть его творение «Мадонна и дитя со святыми», это нечто невообразимое.

Мужчина с сединой в волосах с улыбкой поклонился мне.

— Ну и наша сияющая на небосводе Европы флорентийская звезда, — Альберти шутливо поклонился священнику, — фра Филиппо Липпи.

Пухлый толстячок с оттопыренными ушами, показал ему в ответ кулак.

— Садитесь друзья, поскольку это возможно наш последний обед здесь, — показал им рассаживаться Альберти.

— Что случилось? Марта заболела? — обеспокоенно поинтересовался священник.

— Нет, граф выкупил её дело, и она теперь будет готовить только ему и его друзьям, пока он находится во Флоренции, — со вздохом ответил за учителя Антонио Манетти, — так что насладимся сполна вкусной едой.

— За которую хотя бы теперь будет платить, его сиятельство? — со вздохом спросил Доменико Венециано, — печальная новость.

Мужчины посмотрели на меня.

— Друзья моего учителя, мои друзья, — развёл я руками, — так что, несомненно платить буду я.

— Да здравствует, его сиятельство! — тут же радостно закричали они, заставив меня улыбнуться.

Марта принесла новые порции еды, в этот раз уже для всех, и я несмотря на то, что был не голоден, не удержался и попробовал и из новых блюд, всё было восхитительного качества и вкуса, как и первые блюда.

— О, Дева Мария, — священник молитвенно сложил руки и обратился к Марте, — пусть пошлёт тебе господь долгих лет жизни, кроме тебя Марта никто так вкусно не готовит.

— А как же Лукреция, Филиппо? — изумился Манетти, — ты же говорил, она ангел!

— Безусловно оно так и есть, — вздохнул священник, — но готовить она не умеет.

— Иньиго, если ты спросишь, почему у священника есть любовница, — Альберти несмотря на злое лицо фра Филиппо, а также разом повеселевших друзей, для которых эта тема явно была предметом неоднократных шуток, продолжил, — так вот, Лукреция тоже монахиня, а наш не совсем благочестивый фра выкрал её из монастыря Санта-Маргарита и совратил бедняжку.