– С юга на север и обратно! – подхватил я, изображая чёрную зависть.

– Ага!

Тут динамики вытолкнули негромкие аккорды Пьера Башле, и мне не удалось сообщить подружке, что я тоже уеду осенью. Только насовсем…

Медленный танец втянул в плавное, затянутое покачивание почти всех, кроме Светланы и Риты – обе устроились на диване и шушукались, поглядывая на танцующие парочки и прицельно стреляя глазками.

– Потому что на семь девчонок по статистике пять ребят! – пропела Инна мне на ухо.

– Некомплект, – согласился я, слушая, как тает девичий смех.

– Только ты не поддавайся Ритке, ладно? – тихонько, запинаясь от смущения, проговорила Инна, а в глазах словно синие огоньки занялись, отражая тревогу.

– Ни. За. Что, – чистосердечно заверил я её.

– Ага! – На Инкиных щеках заиграли ехидные ямочки. – А то я не вижу! И так улыбнётся, и так, и вздохнёт, и прижмётся…

Тут до меня стало доходить – уши полыхнули алым цветом стыда.

– Инночка, прости! – забормотал я, изумлённо хлопая ресницами. – Наваждение какое-то!

– Ох, да я и сама не лучше. – Девушка отвела глаза, пряча радостный блеск. – Никогда даже не думала, что буду такой… такой вздорной! Просто… – Она потёрлась щекою. – Я люблю тебя…

Никто не заметил нашего долгого поцелуя – парочки сливались в потёмках, скользя тёмными расплывчатыми тенями в зелёном свете аквариума. Алый рыбон неодобрительно отвернулся, и его роскошный полупрозрачный хвост заструился, виясь.

Калитку во двор Хинкис отворил ногой. В руках он нёс большой кулёк, свёрнутый из газеты «Южная правда», – бойкие колхозницы свешали вкуснятинки. Позавчера Бруно записал в свой личный перечень изысканных лакомств белую шелковицу – сладю-ющую! – а нынче изменял ей с жёлтой черешней.

Он вынимал мясистые черешины за длинные хвостики и тянул в рот, давил зубами туговатую мякоть, причмокивая и сплёвывая косточки.

Недурственная вышла командировочка – и загорел, и витаминчики! Ещё бы этого «Миху» найти, совсем бы хорошо было…

Миновав зелёный сумрак веранды, Хинкис меланхолично прошагал на общую кухню, где в одиночестве завтракал Лукич. В его меню главенствовали вареники с вишней – чисто украинское изобретение. На стылых северах, если и вовсе не вымерзнет вишнёвое древо, то уродится невзрачная мелкая кислятина.

– Приятного аппетита, Глебка! – нарушил Бруно сосредоточенную тишину трапезы. – А я предпочитаю в натуральном виде!

– Не могу оторваться, – уныло вздохнул аналитик. – Уже вторую рубашку измарал – брызгаются! А всё равно… Слушай, Бруно, мне тут одна мысль пришла с утра…

– Не ушла ещё? – хихикнул психолог.

– Да нет… – Лукич задумался. – Покоя не даёт один ма-аленький фактик… Помнишь, мы перебирали всех, кто хоть как-то пересекался с «Михой»?

– Ну? – Хинкис слегка насторожился.

– Рехавам Алон встречался с «Михой» дважды, может, и трижды…

– Нам этого волчару не достать! – махнул рукой Бруно, элегически расслабляясь.

– Его – да! А гвардейцев алоновских? – Лукич навалился впалой грудью на стол, подвигая глубокую тарелку с бледно-зелёной вязью по краю: «Общепит». – Он их ещё сыночками зовёт!

– Постой, постой… – напрягся Хинкис. – Леви, кажется… Да? И Хам… Нет-нет, Хаим!

– Именно! – Лукич со смачным хлюпом заглотил последний вареник и прожевал его, блуждая взглядом по стенам. – Леви Шавит и Хаим Гамлиэль. Так вот. Алон покинул пределы СССР, а «сыночки»? Я справлялся у погранцов – Рехавам точно улетал один! Конечно, «сыночки» могли улететь откуда-нибудь из Ленинграда, нарушив свой туристический маршрут…

– Или они перешли границу тайком… – задумался Бруно.

– Да ты попробуй её ещё перейди! – с жаром вступился Лукич за свою версию. – А главное, зачем? Перед законом Леви с Хаимом чисты, документы у них в порядке. Они спокойно могли улететь тем же рейсом, что и Алон! И где они? Что-то мне подсказывает – «сыночки» здесь, в Первомайске!

– Рехавам мог оставить их выслеживать «Миху»… – медленно проговорил Хинкис, снимая часы.

– Или охранять Мессию, как он думает… – выдвинул свой вариант старый аналитик, заторможенно следя за качанием тусклого серебра на мосластом пальце Бруно.

– Спа-ать! – раздельно приказал Хинкис, напрягая худые плечи.

Лукич поник, тупо уставясь перед собой, пуская розоватую слюнку.

– Забыть! – весомо, как будто укладывал могильную плиту, сказал психолог. В его голосе зазвучали повелительные низкие частоты. – Ты больше никогда не вспомнишь о Хаиме и Леви. Забыть! Просыпайся.