– Всё! – сказала Светлана. – Неси!

И я понёс. Так и таскал до самого обеда, помогая то Альбинке с Тимошей, то близняшкам, то грациям моим. К полудню руки стали как чужие, картофель рябил у меня в глазах; его сырой, земляной дух, запахи пыли и скошенной травы забивали нос, а огромный мир клином сошёлся на грядках.

И вот показался жёлтенький, крепенький «пазик», забибикал призывно.

– Ребята и девчата! – командирским голосом вострубила классная. – Обед! Вёдра с собой! Не бросайте вёдра!

Испытывая к поданному транспортному средству нежную привязанность, старшие классы 12-й школы спешно удалялись с поля. Грохоча вёдрами, гомоня и перекликаясь, полезли в салон.

– Миша! Иди к нам!

Две грации улыбались мне с переднего сиденья, сдвигаясь и освобождая местечко посерёдке. Я им сразу всё простил и с удовольствием втиснулся.

Помню, как в купле-продажном будущем девочки с мужицкими повадками и жеманные мальчики хаяли Совок в Инете, прячась за дурацкими никами, – дескать, свободы не было, а бедных ребятишек угнетали на полях! Да никто их не угнетал, и были те ребятишки богаты – крепкой дружбой, первой любовью, искренней верой, трепетной надеждой, большой мечтой.

Нищедухам и не снилось!

После обеда мы, по меткому выражению Дюхи Жукова, трудились безударно и уже в четвёртом часу вернулись в лагерь – большие армейские палатки стояли в рядок на берегу Южного Буга.

Свой матрас я стелил с краю дощатого помоста, у самого входа – не люблю спать в мужской компании. А в палатку к девочкам меня почему-то не пускали. Учителя строго следили за тем, чтобы детки не занимались глупостями.

Первым делом я занёс ведро и побежал в душ – загородку, куда насос качал речную воду. Лишь выполоскав пыль и переодевшись в чистое, ощутил себя человеком.

Погода установилась дивная. Солнце садилось, природа затихала, уморившись за день. Только река шумела по-прежнему, омывая песчистые пляжи, заваленные громадными – в ладонь – ракушками. Вдоль Южного Буга шумела целая роща клёнов, высаженных чёткими рядами и шеренгами – было забавно бродить по строевому лесу.

Дремать в такой вечер – преступление. Я пошатался по лагерю, томимый смутными влечениями, послушал доносившиеся с поляны за рощей гулкие шлепки по мячу и стоны болельщиков, как вдруг на мои глаза легли чьи-то ладошки.

– Инночка-картиночка! – угадал я.

– А вот мог бы и растеряться, помучиться сомнениями! – Девушка прижалась к моей спине, обняв за пояс. – Пойдём погуляем?

– Пошли! – обрадовался я.

Инна чинно взяла меня под ручку, и мы канули в лесопосадку.

– Ты такой умный… – вздохнула девушка. – Не то что я… А Ритка мне по секрету сказала, что ты переводишься в физматшколу. Это правда?

– Настюшка ей разболтала, больше некому! – Помолчав, я покривил душой: – Не знаю ещё… Если и переведусь, то где-то после Нового года, не раньше.

– Здорово! – обрадовалась Инна. – Вся осень впереди. И декабрь!

Пройдя кленовый строй, мы выбрались к развалинам старого дома над рекой – волнишки плескали о каменную кладку. Остатки щербатых стен выглядели печально, как могила чужой мечты.

– Кто-то тут жил, – негромко проговорила девушка, выглядывая в проём окна, – любовался рекой, радовался или плакал, а потом всё кончилось… Поцелуй меня.

Мой пульс резко участился. Я обнял Инну со спины, привлёк к себе, поцеловал в шею. Ладони будто сами скользнули под тонкую футболку. Я задыхался, а девушка простонала:

– Не-ет, Мишенька… Я ещё не готова!

Инна повернулась ко мне лицом алее мака и обняла за шею, зацеловывая мои губы, а я медленно-медленно остывал.

– Это Ритка насоветовала так сказать… – пробормотала девушка, стесняясь. – Ну что… не готова. Да нет, правда… Не получается у меня, чтобы… чтобы сразу, понимаешь?

– Понимаю, – улыбнулся я, восхищаясь Сулимой.

– Ты не обижаешься, что я… вот такая?

– Не-а. Ты именно такая, какой должна быть!

Инна поцеловала меня и долго не отрывала губ. А потом сказала срывающимся голосом:

– Ты подожди немножечко, ладно? Ладно, Мишенька?

– Ладно, – улыбнулся я. – Подожду.

В густеющих сумерках Бруно чувствовал себя мелким включением, пузырьком архейского воздуха, затерявшегося в глубине тёмно-синего сапфира.

В потёмках всё выглядело не так, как днём, – бетонный забор автобазы чудился неодолимой крепостной стеной, а та дыра между плит… Где она?

Продираясь сквозь заросли бурьяна, Хинкис совершенно случайно углядел искомую щель – и протиснулся на охраняемую территорию. Собак тут не держали, проверено.