Пожав руку Вальцеву, Колби наколол его взглядом, словно желая прочесть мысли предиктора, кивнул и удалился.

– Вот тебе и весь сказ… – пробормотал Вакарчук.

Позднее утро того же дня

Арлингтон, Ройял-стрит

Этот пригород Вашингтона отделяла от столицы река, и каждое утро на мостах через Потомак сбивались пробки – мириады «белых воротничков» спешили в свои офисы.

Арлингтон совершенно не походил на шумный и грязноватый Нью-Йорк с его улицами-каньонами, словно проточенными автомобильными реками среди высоченных утесов из бетона и стекла. Тут все по-другому – малоэтажный городок поражал обильной зеленью и чистотой.

Тихая, респектабельная Ройял-стрит отличалась от иных арлингтонских улиц немного смешной аристократичностью и размеренным ритмом жизни. Ее зажимали добротные стильные дома – они и боками смыкались, стена к стене, а к их парадным дверям подступали каменные ступени, будто трапы к авиалайнеру.

Степана с Максимом поселили в двухэтажке из темного кирпича. Сумрачный холл, где ощущался теплый запах погасшего камина, основательная лестница с галерейкой наверху – всё тут дышало старой, доброй Англией.

А за домом открывался небольшой, порядком запущенный садик, где как попало росли развесистые яблони, оставляя пару лужаек под солнцем. Стриженая трава упрямо зеленела, бурея лишь на пятачке, занятом грилем-барбекю, воистину алтарем американской кухни.

Вакарчук потянул носом – доносился запах дымка. Кто-то, видать, жарит мясо по соседству. А может, просто озяб, вот и растопил камин.

– Надо напроситься у Джека, – сказал Вальцев, щурясь на безоблачное небо. – Пусть хоть иногда вывозят на природу.

– На пикничок! – кивнул Степан. Забредя за дуплистую грушу, он похлопал ладонью по каменной кладке высоченного забора, поверху отделаного затейливыми зубцами. И наверняка утыканного кучей датчиков…

– У вас в России тоже устраивают цирк с выборами?

Стивен Вакар вздрогнул, услышав голос индейца, а Майкл Зор лишь улыбнулся рассеянно.

– Нет, Чак, у нас голосуют за вождя.

– Правильно, – кивнул Чарли с одобрением. – А кто голосует?

– Политбюро, – буркнул Вакарчук. – Это такой совет старейшин.

– Умно! – Обсидиановые глаза индейца сузились. – Мне говорили, что в России справедливость для всех, что там правят «красные»… – Он наметил улыбку. – Тогда почему вы хотите стать американцами?

Вакарчук похолодел. Показалось ему или в голосе Чака взаправду скользнуло презрение? И внезапно, пугая самого Степана, в глубинах души всколыхнулась муть пережитого, едкий осадок отчаяния и тоски.

– А кто ты? – выцедил он, едва сдерживая взрыв в себе.

– Я – дакота! – вскинул голову Призрак Медведя.

– А мы – русские! Понял?

Индеец внимательно глянул на Степана и кивнул. Молча развернувшись, он пошагал к террасе – толстая коса гуляла по пиджаку, качаясь в такт поступи.

– Ты поосторожнее! – шепнул Вальцев. Помялся и добавил уже не по службе, а по дружбе: – А знаешь… Сказал, как срезал!

Тот же день, раньше

Ленинград, улица Павла Лаврова

За порогом генконсульства Лофтин сбросил давящий гнёт, как тяжелое старое пальто, снова став обаяшкой Дэнни. Вот и полузабытая ироничная улыбочка заплясала на губах. Даже походка изменилась – ушла скованность, вернулась былая раскрепощенность, разболтанность даже.

С ходу отворив дверь кабинета Вудроффа, Дэниел постучал по гулкой створке:

– Можно?

Фред сидел, развалясь в кресле, и смаковал кофе из большой чашки.

– Говорят, над входом в кабинеты следователей КГБ висят специальные табло «Не входить!», – меланхолично проговорил он. – Включишь – и ни один бездельник тебя не побеспокоит. Видит же – человек занят!

Лофтин ухмыльнулся – Фредди в своем репертуаре. Умеет шеф очень вежливо, очень корректно послать далеко и надолго. Дэниел понимал начальника – не так давно тот числился резидентом на Карибах. И вот его выдергивают с пляжа, отлучают от знойных мулаток и шелеста пальм, забрасывая в холодный, неприютный Ленинград! Тут кто угодно в депрессию впадет.

– Я по делу, шеф. – Вице-консул оседлал мягкий, но скрипучий стул. – Есть пара мыслей по теме «Некст».

– Тема закрыта, Дэнни, – с оттенком нетерпения сказал Вудрофф, поднося чашку ко рту. – Слыхал новость? – прогудел он в фаянс. – Предиктора переправили в Штаты!

– А ты в этом уверен? – загадочно мурлыкнул Лофтин.

Фред замер, так и не пригубив «Нескафе». Поверх белой чашки с синим, вроде бы дельфтским узором, но на русский мотив смотрели покрасневшие от недосыпа глаза – цепко, не мигая, в упор.