Шрифт:
– Сбылось! – выдохнул Рехавам, оживляясь. – Изя, пора и нам разыграть небольшой этюдик. Фигуры расставлены, план по ликвидации Арафата…
– Где этот сукин сын сейчас? – резко перебил его директор Моссада.
– В Бейруте.
– Бери Малкина, еще кого – и вперед!
Алон удовлетворенно кивнул, а Хофи опять забегал по кабинету.
– Русские отлучили палестинцев от оружия и финансов, и это хороший знак. Что-то я еще хотел сказать…
– Второй вопрос, – подсказал Рехавам.
– Да помню я! – огрызнулся Хофи. Посопел и продолжил ворчливо: – Мне тут подкинули кой-какую информацию из Штази. Интересную, как раз по твоей части, но… Как ты думаешь, этим восточным немцам можно доверять?
– Изя, в мире есть только четыре стоящие спецслужбы, – рассеянно проговорил Алон, замедленно ерзая. – У нас, у русских, у американцев и у немцев из ГДР. А если бы Маркус Вольф не сдал нам египтян в Шестидневную, мы бы отступили из Синая.
Ицхак с большим сомнением глянул на него.
– Ладно! – отмахнулся он с неожиданным раздражением. – К делу. Стоящие спецы из Штази нашептали, что боготворимый тобою Миха успешно эксфильтрован в Штаты!
– Чушь, – спокойно сказал Алон, холодея.
– А как тебе вот это? – Директор шлепнул о стол глянцевым снимком. Неизвестный фотограф запечатлел берег реки, заросший высокими деревьями. У самой воды вели разговор трое мужчин. Рехавам узнал Колби и Даунинга. А третий… Он стоял боком. Четко выделялся нос с горбинкой. Длинные, почти до плеч, волосы слегка относило слабым ветерком.
– Фотография сделана с каноэ на Потомаке, – прокомментировал Хофи. – Отсюда такой необычный ракурс… Ну? Это же Миха?
– Нет, – по-прежнему спокойно ответил Рехавам. – Горбинка и волосы а-ля хиппи у настоящего Михи всего лишь театральный реквизит. Нормальный у него нос, прямой, и волосы короткие. Блондинистые, кстати.
Лицо директора налилось краснотой, предвещая бурю, но внезапно дрогнуло. Рука его в отменно русском жесте потянулась к затылку и замерла.
– Тогда это игры КГБ, не иначе, – вынес он вердикт. – Хм…
– Скорее всего, – кивнул Алон. – Вот что… У твоего «шептуна» из Штази имя есть?
– Это сверхсекретная информация. – Хофи надулся от важности.
– От меня? – кротко спросил Рехавам.
– Надоел ты мне уже! – рассердился директор. Засопел и пробурчал: – Вернер Штиллер, старлей госбезопасности.
– Убеди этого старлея не распространяться больше о Михе и забудь об этом фото. Не надо нам мешать КГБ, если это их работа, иначе русские прижмут наших нелегалов. А я прокачаю ситуацию по своим каналам.
– Ладно, – буркнул Хофи, – выметайся.
– И тебе всего доброго, – улыбнулся Алон, вставая неожиданно легко.
Среда 24 декабря 1975 года, вечер
Италия, Ареццо
Над всею Тосканой сеялся унылый дождь. Мелкая изморось зависала полупрозрачной серой акварелью, размывая пологие холмы, отороченные черными кисточками кипарисов, и ужимая горизонты. Громадный божий мир будто скукожился, сдулся как шарик, облекая старенький «Альфа-Ромео» пленэрным пейзажем, как грезой, расплывчатой и туманной.
Томаш выдавил улыбку. Наверное, впервые в жизни он проводит сочельник не дома и не в храме. Но на душе легко и спокойно, как в детстве. Небывалая уверенность в своей правоте вызрела еще в России и с тех пор лишь крепла, отвердевала, даруя стойкость и мужество.
Обратно в «Опус Деи» ему дороги нет, и не надо. Отныне у него свой Путь. Если Альбино Лучани объявит тайный крестовый поход, он первым встанет под его знамена. А если убоится кардинал… Что ж, в багажнике позвякивают две полные сумки, забитые любимыми «погремушками» Аглауко – на взвод хватит.
Проехав захолустный Ареццо, Томаш погасил фары и свернул к вилле «Ванда». Роскошное жилище Личо Джелли пряталось за мощной каменной оградой, но закаленного нумерария такой пустяк не задержит. Справлять Рождество Личо отправился в Рим, в отель «Эксельсиор» на виа Венето. Запрется в своем излюбленном «люксе» – и ну резвиться…
Платек сунул за пояс «вальтер» ППК, глушитель положил в карман куртки. Один нож спрятал в специальном кармашке на голенище, а другой – старинный стилет – повесил за шнурок на шею сзади. Кожаные ножны залегли между лопаток, словно притаившись.