Занятно, но район не смотрелся запущенным, мусора на улицах не было — где-то даже шастали детишки, возились в песочнице, бегали друг за другом, играя в ку-клукс-клан… Наверное… Порядок был.

Почти в каждом дворе — солнечные панели как основа цивилизации и таких благ, как кондиционер и холодное пиво. Опять же — нигде не орет музыка, потому что местному боссу это бы вряд ли понравилось — иногда его созерцание сменялось на сон.

Порою из дома появлялась женщина лет тридцати, меняла кальян, приносила пиво… Сказал бы, что переворачивала и обтирала бока, чтобы не сгнил лежа — но тому явно была без разницы неподвижность. Наверняка у бугра был талант неслабого уровня, а значит — укрепленное тело.

Хотя, быть может, мы встретили босса в редкий период отдыха — и скоро он подорвется, и вместе с бригадой отправится решать дела: избивать должников, торговать наркотой и что там у них по плану в обычный вторник… Или он это делает по ночам?..

Но пока что — бугор лежал и курил. А я сидел в другой части мансарды, у стенки, и слушал тихо бубнящее радио в надежде, что происшествие на восточном выезде из города рано или поздно попадет в новостные сводки. Хотелось знать — кто, зачем, почему.

Нас в доме приняли благосклонно: во-первых, мы были белыми. Во-вторых, Амелия с легкостью сворачивала людям мозги, вшивая, что мы тут почетными гостями. Насчет «родственников» я предупредил, что не надо — у таких людей своеобразное отношение к родной крови, от полного разрыва с семьей до тяжелых историй из детства с приютом. Как бы родню не пристрелили… А гости — это ведь всем понятно. Мозги сами достроят, почему почетные, особо охраняемые и почти секретные — организация-то у «арийцев» на всю страну, и пусть в свои дела они чужаков не пустят, зато услугу людям из соседнего города оказать могут: например, дать безопасно отсидеться какое-то время. Нам, в общем-то, это и было нужно — не так далеко от выезда на «ай-восемьдесят» отъехали. Если там ничего глобального, и нас никто не ищет — можно попытаться выехать в сопровождении братства.

Напольная радиола — явно доставшаяся от прежних владельцев дома полуантикварный «Зенит», лакированный под красное дерево — сменил одну бодрую песенку на другую. Ладно, подождем еще…

— Сделай громче, — пробасило тело с лежака.

Звучало какое-то кантри — гитара, бойкий мужской голос, за которым угадывалась ковбойская шляпа и перевязь с бутафорным револьвером.

Я крутанул громкость — так вроде нормально.

— Баба твоя где?

— Гуляет.

— Обидят — считай, сам не досмотрел. Не мои проблемы. — Выдохнул он струйку дыма.

— Не обидят.

— Крутые вы ребята, а?

— Скоро уедем.

И надо было просить включить погромче, чтобы потом разговаривать?.. Или это привычка со времен, когда в каждой лампочке могло быть по микрофону? Прослушка, федералы, вот это вот все…

— Работа для крутых ребят есть, — смотрел мужик на горы. — Для таких, которым уехать если не завтра, то через день…

Хотел было вежливо отказаться, но потом подумал — Амелия ведь все равно ему память подчистит…

— Разрешите работать — поработаем.

— Славно, — еле заметно двинул он головой. — Гвенет расскажет. Послушаешь, подумаешь — скажешь цену. И выруби это дерьмо, уши вянут…

Я приглушил музыку до самого минимума.

Гвенет — та самая подруга бугра, шастающая между кухней и кальяном. Ей память тоже подкорректируем — только любопытство удовлетворим…

Лезть в какую-либо кровавую историю — а какую еще могут предложить людям, которые уже завтра будут в другом штате? — разумеется, даже не собирался. Не после резни в кафе.

«Хотя…» — Появилась та самая странная эмоция, рожденная, пока шел от расстрелянного здания.

О том, что некоторые люди, выбирая талант, выбирают вместе с ним и судьбу — зачастую охотно и с радостью переступая через трупы.

Так-то в районе, где жил и учился, было нормально так с преступниками — отсидевшими и теми, кто скрывался от розыска. Шкерились по подвалам, чем-то зарабатывали — иногда, отсидев, становились уважаемыми людьми, как мой прежний работодатель. Я к тому, что никогда не возникало желания выпустить пулю в лоб соседу снизу просто за то, что он может махать ножом, когда сильно выпьет. За меня смертельную ампулу буйному, если он кого-то в очередной раз порежет, выпишет правительство США.

Да и у соседа всегда есть шанс не совершать преступление. За что его отстреливать-то?.. Вот перестанет пить, переедет в нормальное место, найдет работу — и с чего бы ему лежать мертвым?

Проблема в том, что талант менял человека — делал из собаки волка, если можно так сказать. Талант срывал ограничитель в голове, заставлял думать талантом, действовать через него, становиться с ним одним целым — и, если выбранная человеком способность основывалась на боли и использовании других людей, получался кровавый маньяк.