Шрифт:
Мы привыкли теперь к этому. Ко всему можно привыкнуть.
Вот уже несколько месяцев на вокзале нашего города множество поездов наполняется десятками тысяч людей в серых шинелях. Сотни паровозов везут и подвозят их к определенному месту, где они, до сих пор мирно жившие, мирно трудившиеся, мирно молившиеся Богу и Христу люди, должны, взяв в руки ружья и сабли, убивать и быть убитыми или искалеченными.
И там, по ту сторону воображаемой линии, называемой границей, также наполняют множество поездов такими же людьми, так же до сих пор мирно жившими, мирно трудившимися, мирно молившимися Богу и Христу, и только говорящими на другом языке. И их также подвозят к тому же месту, где они также должны убивать сотни тысяч людей, подвезенных с этой стороны, и быть ими убитыми и искалеченными.
И когда десятки, сотни тысяч их падут, истекая кровью, в тяжких муках, тогда десятками тысяч расстрелянных, искалеченных, но оставшихся в живых, набивают вновь множество поездов и везут их туда, откуда они были доставлены к месту убийства. И из поездов их развозят в этих трамваях, автомобилях, фурах, телегах, чтобы теми, кто не умер в пути, пополнить койки госпиталей и операционные столы, с которых будет течь рекою кровь и будут грудами уносить кровавые куски человеческого тела, созданного для мирной жизни, мирного труда, мирных радостей и забот.
Изуродованных людей отмоют от грязи и крови и разложат на чистых простынях, чтобы, когда часть их подлечат, опять нагрузить такими же подлеченными поезда и опять спустить их в ямы траншей и в ад битв, чтобы убивать и быть убиваемыми.
На место же убитых и навсегда искалеченных подвозят множество новых поездов с сотнями тысяч новых людей в серых шинелях, беспрерывно подвозимых, чтобы они убивали и калечили или были убитыми или искалеченными такими же людьми, подвозимыми с другой стороны.
Ученые инженеры руководят движениями поездов, Работают паровозы, телеграфы, великие изобретения человеческого гения — Стефенсона, Морзе, Маркони. Ученые профессора руководят вытаскиванием пуль, отрезанием рук, ног, трепанацией черепов в операционных залах, применяя все великие изобретения Листеров, Рентгенов, Пастеров. Все силы человеческого гения направляются на то, чтобы свозить людей на убой и на разные операции над ними после убоя, после чего всех, восстановленных наукою и милосердием, везут на новый убой.
Так вот в чем последнее слово нашей цивилизации. Так значит Уатт, Стефенсон, Морзе, Маркони создали свои великие изобретения для того, чтобы отвозить людей на убийство, — Листер, Рентген, Пастер работали для того, чтобы по всем правилам науки подлечивать людей для совершения ими и над ними новых ужаснейших преступлений,—Христос, Будда, Толстой, Кант, Мильтон, Руссо проповедовали для того, чтобы люди становились в конце концов пушечным мясом?!
Что такое война
Нередко в происходящих боях бывает так, что когда пытавшиеся наступать войска принуждены бывают скрыться снова в свои траншеи, не выдержав огня из неприятельских окопов, тяжело раненые остаются лежать в пространстве между „своими" и „чужими" окопами и корчатся в смертельных тяжких мучениях на виду у обоих армий, так как тот, кто решился бы их вытащить, был бы застрелен.
Кажется, нельзя представить себе что-нибудь более ужасное, чем эти корчащиеся в ужасных муках человеческого существа на глазах у тысяч наблюдающих это зрелище людей.
Все такие же
Жена моя едет в вагоне железной дороги с легко ранеными, едущими на осмотр. Заходит разговор о немцах и их зверствах.
— Какие же звери! — говорить добродушно, весело улыбаясь, молодой солдат. — Надень ему мою шапку и не отличишь, — такой же будет.
Все такие же. Но на них надеты разные шапки, и потому они должны убивать друг друга.
После битвы
Далеко ушли обе, громившие здесь друг друга, армии.
Только в разных местах изрытого взрывами бомб поля чернеют груды мяса и крови.
Через эти груды, комки проехали, топча их, победоносные принцы. Для них это ничто, эти гнойные обрывки пушечного мяса, которого они нарежут еще и еще миллионы пудов для того, чтобы об их победах кричал мир.
Для меня каждый этот комок мяса и крови — это святыня, это брат мой, несчастный сын Божий, нарочно воспитанный в совершенной духовной тьме, в самых диких суевериях и обманах, чтобы он стал, когда им это понадобится, убивать своих братьев — сыновей Божиих, или же, чтобы, сам зарезанный ими, издох и сгнил, как падаль, как мусор, как ничто.