До того как посвятить вас в суть этой малоприятной истории, обладающей огромным потенциалом общественного раздражения, обращаюсь с просьбой перечитать очерк «Как живая». Если кто не помнит, там я описал атмосферу, которую, в общем-то, описать невозможно. Атмосферу душевной глухоты, из-за которой маленькая девочка бросилась под поезд.

История, которую я расскажу сегодня, не то чтобы тождественна тому случаю. Но в смысле вышеозначенного душевного убожества, проявленного людьми, она вполне может стать в один ряд с той историей, из-за которой, кстати говоря, меня многие упрекали в восхвалении нигилизма и отчаяния. Мне-то как раз казалось, что история, описанная мною в очерке «Как живая», преподнесена мною в определенном свете и как раз-таки говорит обо мне как о человеке не столь уж душевно нездоровом, каким многие из вас меня, несомненно, полагают. Этим самым очерком я показывал, что на свете есть гораздо больше людей здравомыслящих и вменяемых, нежели вы, почтенная публика, себе представляете. Еще мне казалось, что очерк содержит те вещи, вооружившись которыми, можно попытаться противостоять силам тьмы.

Впрочем, давайте согласимся хотя бы с тем, что я имею право высказывать свою точку зрения по поводу того, чем живет моя страна.

Я пересмотрел фильм «Древо жизни». Потому что сегодня в одном ток-шоу я вынужден был схлестнуться с некоторыми, возможно, не знакомыми с очерком, сомнамбулическими юношами и девицами, которые выпендривались посредством предъявления мне энциклопедических познаний того, о чем снимают кино Вуди Аллен и Кшиштоф Кесьлевский. Хотя они даже не знают того, что в фамилии Кесьлевский после «с» пишется мягкий знак.

Суть дискуссий была в том, что для многих из тех, кто пишет колонки, народные интересы – это сугубо эстетическая категория. Вот такими словами они бросались в мой адрес. Но эстетическая категория и народные интересы могут быть только для тех, кто не ездит по стране, а я-то езжу! В отличие от этих юношей и девиц, щеголяющих знаниями о том, о чем они представления не имеют.

Огромным камнем преткновения стал фильм «Древо жизни», имеющий прямое отношение к нашей сегодняшней истории. «Древо жизни» вовсе не о том, о чем написал уважаемый мной критик Андрей Плахов, и вовсе не о том, о чем написали журналы и киноведческие рубрики в газетах или где-нибудь еще, где исследовались особенности режиссерского стиля Теренса Малика и тонкости операторской работы. Да, все это имеет место быть. И оба этих компонента – филигранны. Но сам фильм потрясает (похоже, лишь меня одного) отнюдь не Брэдом Питтом, на склоне своей карьеры блистательно сыгравшего астматика, парадоксально любящего своих детей, но при этом беспощадно к ним относящегося. А тем, что фильм – о том же самом, простите за аналогию, о чем и очерк «Как живая».

О том, как слова любви застревают в безвоздушном пространстве, о том, что нет кислорода, а есть только курс доллара, курс евро и надвигающаяся катастрофа.Катастрофа не душевная, о чем никто не задумывается, а под названием «якобы Уолл-стрит расстарался».

Эта душевная глухота подвигла парня по имени Роман Мостовой взять охотничий дробовик и разрядить его себе в голову. Романа Мостового я вам тоже никогда не прощу! Потому что на этом ток-шоу Роман Мостовой всем был, простите, до пи*ды. Его судьба никого не интересовала. Я прочел об этом малюсенькую заметку и перепроверил ее.

Роману Мостовому было 15 лет, когда он поздним вечером из-за того, что был недолюблен дома, не смог сказать папе и маме, что его ежедневно избивают в колледже. Будучи из люмпенской семьи, он не сумел набраться мужества и рассказать, что с первого сентября его каждый день бьют и называют рванью и голытьбой. Не сумел – и покончил с собой.

Он не смог сказать это отцу по одной причине. Отец тянул это семейство на себе. Мать занималась домашним хозяйством, а отец был егерем. Помимо Ромы, есть еще брат и сестра. Они жили впроголодь. Вы можете представить себе уровень доходов в этой семье? И после того как сын изъявил желание учиться дальше, они заложили дом в ростовской области, чтобы он продолжил учебу в колледже. Он пришел туда в той же одежде, в которой ходил дома. В потрепанной, истертой рубашке. Я, конечно, утрирую, но ненамного, потому что я сам из такой же семьи. Поэтому не надо врать о том, что я прибегаю к гиперболам.

Рома попадает в этот колледж, где он – единственный человек (так уж получилось), который попадает под определение «люмпен». Все остальные более-менее являются тем самым «миддл-классом», о необходимости укрепления которого талдычат нам сверху. Это дети, которые, может, не шикуют, но не знают таких уж проблем. Не знают, что такое жить всё время взаймы, как это знает и будет знать семейство Мостовых. Они начали его гнобить.

Слово «гнобить» придумал не я. Его сказала девушка, единственная из всего класса, которая сочувствовала Роману Мостовому. Она видела его плачущим.

Он держался первого сентября, он держался 10 сентября, он держался даже в октябре! Потом он перестал посещать занятия. Дома, разумеется, у егеря Мостового телефона нет. Он скрывал от родителей, что его бьют, что его унижают. Знали об этом только в самом классе. Когда из школы пришел гонец, отец вместо того, чтобы… (ставлю многоточие, дабы не перепевать здесь банальности вида «где ваша родительская любовь, где ваше сострадание?» и прочую хрень), избил его до полусмерти. Вместо того чтобы заступиться за парня, о судьбе которого неизвестный ему Теренс Малик снял кино с Бредом Питтом в роли такого же егеря.

Отец думал, что его сын вырос размазнёй, не смог за себя постоять. А это был просто хороший парень, который не смог противостоять толпе.

Его нужно было просто прижать к себе и сказать: «Я тебя люблю». Но этот егерь, с которым я не знаком, что удерживает меня от дальнейших оскорблений в его адрес, прибегнул к кнуту. А кнут, видимо, практиковался в этом семействе давно. Потому что когда приехали следователи, брат и сестра, рассказывавшие о Роме, переглядывались и испуганно выглядывали в другую комнату – посмотреть, далеко ли мама и папа. Видимо, в этой семье взятое за основу егерское воспитание дало свои плоды.