Я посмотрела на записи.

«Записано верно, в чем своей рукой удостоверяю и подтверждаю», — было начертано почерком доктора, а дальше — завитушка, накарябанная мной.

Я ойкнула, выронив лист. Он спланировал на пол, я наклонилась, вглядываясь в россыпь извивающихся гусениц. Ни слова не понятно.

Доктор снова сунул мне под нос вонючую гадость, именуемую нюхательными солями.

— Хватит, я пришла в себя. Почти. Оказывается, я не настолько хладнокровна, как хотелось бы.

— У вас удивительная выдержка.

Он поднял с пола бумаги. Я бросила на них прощальный взгляд: «Труп находится в кровати…»

Так. С этим непременно нужно разобраться. Но без свидетелей. Пока меня не упекли в местную дурку. Весьма негуманную, если верить всему, что я читала про медицину былых времен.

А потому сейчас необходимо чем-то заняться, чтобы отвлечься. Вот хотя бы…

С улицы донеслось грустное ржание. Точно!

— Вы не возражаете, если я распрягу и почищу ваших лошадей? — поинтересовалась я.

Лошадей я любила с детства. Сперва — платонически, если можно так выразиться, по книгам и фильмам. Потом все же упросила отдать меня в кружок при ипподроме и поняла, что любишь кататься — люби и саночки возить. То есть лошадь чистить и из стойла навоз выгребать.

— Не нужно, — улыбнулся Иван Михайлович. — До Ольховки не так далеко, думаю, как только Анастасия Павловна осмотрит пострадавшую, мы перестанем злоупотреблять вашим гостеприимством.

Гостеприимство! Я подлетела в кресле. Людей надо хоть чаем напоить. Да и запертую в комнате экономку — как бы она ни была мне неприятна — морить голодом все же не стоит. А еще сотский, который ее караулит. Бедняга торчит там уже невесть сколько, хоть стул ему принести, что ли.

— С вашего позволения, — пробормотала я, устремляясь к лестнице.

— Не беспокойтесь, мне есть о чем поразмыслить, — донеслось вслед.

Вот и отлично.

Первый этаж был выстроен не так, как второй, господский. Длинный коридор с деревянными стенами и рядом дверей. У последней переминался с ноги на ногу давешний мужик.

— Барыня, прощения просим, водички не найдется у вас?

— Кашу будете? — ответила я вопросом на вопрос.

— Грешно вам, барыня, над простым человеком ломаться, — обиделся он непонятно чему.

— Прошу прощения?

Он махнул рукой и уставился в стену. Да что опять не так?

Я метнулась на кухню, положила в миску гречки, поставила на табурет. Пристроила рядом кружку с водой, подхватила табурет будто поднос и вытащила в коридор. Поставила перед мужиком. Тот посмотрел на меня. На еду. В животе у него громко заурчало.

— Сядьте и поешьте.

Он снова посмурнел.

— За кушание — спасибо, да только издеваться не надо.

— Да чем я издеваюсь! — не выдержала я.

— Выкаете мне, будто барину, разве ж то не издевательство?

Я ошалело моргнула.

— Хорошо. Не буду «выкать». Садись, поешь и попей спокойно, пока исправник не вернулся. Посуду я у тебя потом заберу, а табуретку оставь, в ногах правды нет.

— Как скажете, барыня. Спасибо за доброту вашу.

Он устроился на табуретке, пристроив миску на колене. Я не стала стоять над душой — незачем, да и некогда — пошла на кухню, по пути мысленно перебирая припасы.

Бочонок с солониной — пахла она нормально, но быстро не приготовить: надо сперва вымочить, полсуток как минимум, а лучше сутки. Бочонок с солеными груздями и еще — с мочеными яблоками. Крынка засахаренного меда. Корзина яиц — большая, десятков на пять. Раз есть яйца, должны быть и куры, пойти поискать? Нет, не сейчас. Живая курица — не магазинная. Ощипать, опалить, выпотрошить — все это время. Да и куры здесь скорее всего натуральные, беговые, просто на сковородку не бросить, как бройлера. Что еще? Немного специй, довольно старых и выветренных. Масло сливочное и масло растительное. Но не подсолнечное и не льняное. И не оливковое: травянисто-зеленое и пахнет травяной же свежестью. И все же на вкус приятное. Кусок теста в квашне под полотенцем. Большой мешок с гречневой мукой, еще больше — со ржаной, и маленький — с пшеничной.

Что из этого можно сготовить быстрое и простое?

Блины. Точнее, блинчики, ведь дожидаться, пока в старом тесте оживут дрожжи, некогда. Гречневые с небольшой добавкой пшеничной муки, для клейкости. И лучше, если они будут не только с маслом. Наделать начинки. Грузди с обжаренным луком. Яйцо. Моченые яблоки, протертые с медом… нет, с гречневым тестом сочетание сомнительное. Хотя можно немного сделать и подать отдельно, кому надо, будет макать. Гречневая каша с луком и грибами — в былые времена ее и в пироги клали, значит, и в блины сойдет. Еще на улице я видела мокрицу и молодую сныть с ее характерными тройчатыми листьями. Молодую крапиву. Значит, в начинку можно положить не просто яйца, а яйца с зеленью — может, еще и в огороде что-то удастся найти. Если цветет черемуха, в огороде должен быть молодой укроп и перышки лука. Не высокая кухня, но на стол поставить не стыдно.

Не зная, сколько яйца пролежали на кухне, я решила их перебрать, по очереди опуская в воду. Как обычно и бывает, когда их приносят из курятника каждый день, складывая в одно место, все оказались разной свежести. Те, что утонули, я сложила в чугунок и поставила в печь запекаться — так не придется обнаружить тухлое уже во время чистки. Часть качалась у поверхности, выставив острый кончик, — эти я отложила, чтобы разбивать по одному в отдельную миску. А те, что легли на бок и всплыли целиком, сразу отправились в помойное ведро.