Я тут же разозлилась на себя от этой мысли. В конце концов, чего неправильного в том, чтобы приводить в порядок собственный дом? Я всегда сама справлялась и с развешиванием полок, и со сбором мебели. Но Стрельцов смотрел на меня так, будто я уже пару раз уронила молоток на ногу или проткнула палец гвоздем.

— Дайте сюда, еще ушибетесь, — сказал он, вынимая у меня из руки молоток.

Я задохнулась от возмущения. А он, будто не замечая этого, продолжал:

— Для этого существуют работники.

— И где мне прикажете взять их? — Я наконец обрела дар речи. Поднялась; уперев руки в бока, шагнула к исправнику.

— У вас есть Герасим.

— Я послала его в деревню — найти женщин, которые подготовят тело. Прикажете ждать, пока он вернется, чтобы в его отсутствие еще кто-нибудь сломал ногу на этой дурацкой ступеньке, превратив дом в помесь склепа и больницы? Отдайте молоток, я прекрасно знаю, как с ним обращаться!

Или здесь сейчас появится еще один труп с дырой в черепушке.

Из-за спины исправника раздался смех. Стрельцов отступил, и я наконец смогла разглядеть тех, кто с ним приехал.

Красивая молодая женщина в накидке-пыльнике на первый взгляд казалась ровесницей нынешней Глаши. Но живые умные глаза могли бы накинуть ей еще лет десять, а улыбка, которую она, впрочем, старательно прятала, — скостить их обратно.

Хохотала же дама, пристроившаяся за ней.

Пожалуй, лучшее слово, подходившее этой даме, было «чрезмерно». Такое же устаревшее, как у меня, платье стягивало чрезмерно широкую талию. Чрезмерно пышный бюст выпирал вперед носом ледокола, грозя разорвать чрезмерно узкий лиф. И смех ее был, пожалуй, чрезмерно громким — но почему-то именно этот заливистый хохот пробудил во мне что-то вроде симпатии к этой чрезмерной даме.

Наверное, это и есть местная святая, от которой ждут рентгеновского зрения и исцеляющего благословения, а та, что помоложе, — ее компаньонка.

— А я говорила, что когда-нибудь Глаша опомнится и никому мало не покажется, — сказала чрезмерная дама, отсмеявшись.

— Боюсь, как бы вы не оказались правы, Мария Алексеевна, — сухо заметил исправник, и дама сразу посерьезнела, но говорить, что на убийство Глаша не способна, не стала.

— Прошу прощения, вы не знакомы, — продолжал Стрельцов. — Глафира Андреевна, позвольте представить вам Анастасию Павловну, княгиню Северскую.

Девушка в пыльнике присела в подобии реверанса.

— Рада знакомству, — выдавила я.

Что мне делать? Тоже изобразить реверанс? Поклониться?

Тело все сделало само, присев в полупоклоне, пока я пыталась справиться с удивлением.

Вот к этой девчонке, которая выглядит ненамного старше той, какой я сейчас стала, далеко не молодой Иван Михайлович обращается за советом и помощью?

— Взаимно, — улыбнулась Анастасия Павловна. — Проводите меня к пострадавшей.

— Конечно, — опомнилась я. — Пойдемте. И вы… Мария Алексеевна, — вспомнила я. — Тоже. Отдохните с дороги.

Из всей череды комнат, находившихся по эту сторону от спальни старухи, только в две можно было зайти без брезгливости: ту, где сейчас дремала Варенька, и следующую за ней — то ли малую гостиную, то ли комнату для рукоделия. Туда я и намеревалась провести гостей — кроме тех, кто займется пациенткой.

Дамы заторопились за мной. Не успели мы подняться на несколько ступенек, как за спиной раздался стук молотка. Я оглянулась: неужели проворонила возвращение Герасима?

Сиятельный граф Стрельцов, присев над ступенькой, орудовал молотком так ловко и уверенно, будто всегда этим и занимался. Будто почувствовав мой взгляд, исправник поднял голову. Похоже, вид у меня был ошалелый, потому что он улыбнулся и начал заколачивать следующий гвоздь.

Княгиня легонько тронула меня за руку. Смутившись непонятно чему, я вприпрыжку понеслась по лестнице. Анастасия Павловна поспевала за мной легко, словно плыла над ступеньками. Мария Алексеевна тяжело отдувалась, дерево скрипело под ее ногами, так что я даже начала побаиваться, как бы не оказаться пророчицей, если под ее весом решит проломиться еще одна ступенька. Но все обошлось.

Доктор поднялся нам навстречу, поклонился дамам. Шагнул к княгине.

— Позвольте, я приму ваш плащ.

Она распахнула было полы пыльника, но тут же снова поправила их, однако я успела заметить темные круги, расплывающиеся на груди.

Внутри противно заныло. Две внематочные беременности — и с мечтами о ребенке пришлось попрощаться. Конечно, был еще вариант ЭКО, но после второй операции муж демонстративно загулял, заявив, что ему нужен наследник. Я не стала выяснять, что именно он собирался оставить в наследство, не продавленный же диван с телевизором: мы даже жили в квартире, доставшейся мне после отца. Просто собрала его вещи и сменила замки, решив для себя: значит, не суждено. Потом родился племянник, и мне казалось, что я примирилась с неизбежным.