Она решила, что выиграет последние минуты для Иврейн более грубым методом. Как и выбора в целом не оставалось, ведь Гаргатулот уже был здесь и остановить его мог лишь кто-то равный по силе. И помимо аватара Иннеада таковых сущностей среди эльдар не было.

— На Хорион IX я также заманил и множество эльдарских чародеев. Как же сильно они желали сбросить цепи Слаанеш, как слёзно умоляли даровать им вечную жизнь… и я даровал им это. До самого прибытия Серых Рыцарей они висели распятыми и страдали целую вечность, заслужив то, чего так желали, — говорил Гаргатулот с лёгкостью отражая вихри нестабильной энергии, что источала Инкарна.

Я же находился за стеной ветра перемен, коим являлся Гаргатулот, и постепенно приходил в себя. Силы мои восстанавливались, а на полу лежал меч Слаанеш. И всё ещё уязвлённый уроком смирения от Тзинча, я решился на воплощение крайне безумного плана, который первым заметил Цегорах, тихонько хихикнув в своей Чёрной Библиотеки.

— Крайне дерзкий ход даже для тебя, — прошипела Змея, что сидела внутри меча Слаанеш. — Но мне нравится идея.

И собрав всю волю воедино, объединившись с мощью клинка я направил внутрь него клинок воли, а внутрь физического воплощения меча направил уже сам дар Тзинча. Схлестнувшись воедино два похожих, но в то же время крайне разных потока схлестнулись в схватке, пытаясь поглотить друг друга. Вся моя душа начала расходиться по швам, клинок воли изменялся, а пасть Змеи вцепилась в него и начала вырывать его словно дерево, корни которого проникли слишком глубоко.

— Это безумие! — воскликнул Мордред, бросив на пол пути своё перерождение в заготовленную оболочку и помчался обратно в мою душу, дабы спасти свой фрагмент.

Вместе с этим мобилизовались и все другие отголоски. Даже вдруг очнулись остатки Лазури, которые пока что просто хранились мной и ждали своего часа для использования. А гигантский кристалл, что перевозился через варп Механикусами, внезапно издал импульс энергии, что стало причиной прорыва поля Геллера. То что происходило со мной в процессе борьбы двух даров, грозилось стать взрывом, который не разобьёт меня на осколки, но просто превратив в пыль.

Но если Змею и Слаанеш вела чрезмерная самоуверенность, а Тзинча и его дар — желание превратить меня в раба, то я же делал ставку на холодный расчёт. Клинок Воли и этот меч были дарами, но дарами, которые не слишком сильно отличались по силе между собой. Их борьба была равной и в процессе этой борьбы они очень быстро начали выдыхаться. И именно в этот момент я оскалился, нанося уже свой удар.

— ТОРКВЕМАДА!!! — взревел я, бросая в его огонь остатки души Лазури.

И воспылав лазурным огнём он подхватил все разрушенные участки нашей души, сделав их своей пищей. Огонь был чудовищной силы и начал словно добивать и Клинок Воли, и меч Слаанеш. Он сплавливал их вместе, а я всё больше и больше силы давал этому пламеню, попутно придавая ему нужную форму.

Рукам и ногами, чуть ли не своими телами остальные отголоски начали пытаться сдержать эти две сущности, толкая их друг на друга и вызывая тем самым ещё большее сопротивление. Ведь чем ближе друг к другу были дары двух разных богов, тем сильнее они хотели разделиться. Убить они друг друга также не могли и потому лишь испытывали ещё большие страдания, а когда вот-вот они должны были бы сломленными…

Словно Молот в них влетела Птичка, нанеся финальный удар, сплотив их воедино и затем начав их оплетать, летая по спирали вокруг двух потоков энергии, что теперь сливались в нечто более однородное. В лазурных искрах разлетелся клинок меча Слаанеш, что заменился на полуматериальное лезвие. Однако в то же мгновение физическая оболочка начала стремиться обратно, сковывая силу Тзинча, предавая ей элегантную форму.

Подобно змее металл тёк по этому клинку, а тот начинал расти, словно пытаясь убежать. В какой-то момент змея превратилась в спираль, длинна которой была с мой рост, а клинок воли стал лезвием этого посоха, внутри которого струилась переменчивая нестабильная энергия.

И хоть это были элементы двух разных даров, но глядя на пурпурные отблески внутри потока энергии внутри полуматериального, словно бы эфирного стержня и клинка, нельзя было сказать, что в нём лишь сила Тзинча. Как и чешуя змеи переливалась всеми цветами. Слившись воедино оба дара вобрали в себя то, против чего боролись, став напоминать инь и ян.

А увлечённые своими разборками Боги даже казалось не заметили этого. А даже если и заметили, то не могли ничего сделать. Слаанеш слишком занята была Люцием. Тзинч в свою очередь оставил Гаргатулота и тоже ушёл по своим делам, будто бы и этот момент был частью его плана. Лишь валяющийся рядом полумёртвый арлекин в ужасе наблюдал за рождением чего-то неправильного и противоестественного.

И именно на нём я решил проверить своё новое оружие, перехватив посох-копьё поудобнее и нанеся удар прямо в сердце. Эфирное лезвие оказалось достаточно плотным, чтобы легко разрезать и плоть, и броню. Кроме того и ментальный урон был колоссальным, ведь тот час оружие поглотило душу.

Я же начал чувствовать посох куда лучше, после чего усилием воли начал выкачивать энергию, заставляя эту душу идти ко мне. И из-за того, что оба дара не могли оторваться от борьбы друг с другом, мне удавалось крайне эффективно влиять на них, заставляя делать то, что надо мне, а не им. В результате душа арлекина была брошена прямо в пламя Торквемады, которое начало сваривать трещины.

— Сработало? — удивился Мордред, глядя на проекцию дивного оружия, что теперь было на месте Клинка Воли. — Он… изменился… Но ещё не могу сказать в чём именно это изменение.