Шрифт:
Кровь у моей сестренки – итальянская, а значит темперамент – бешеный. Она ушла из квартиры, шарахнув напоследок дверью так, что я подумал, что ее должно было сорвать с петель, а на улице, скорее всего, со здания должна была слететь вся облицовка. Я знал, что когда она остынет, то сама придет и извинится, но пока – она была расстроена.
Честно говоря, мне самому была неприятна эта ситуация, но у каждого в нашем скромном агентстве была своя роль. Лёша должен был оказывать силовую поддержку, я – осуществлять всю тонкую работу с магией, а она взяла на себя бухгалтерию и административные функции. Вот только с учетом того, что Лёшу увели в Стражи, я уже мысленно расписал на себя его задачи, а поскольку Фая не могла быть в нескольких местах одновременно, периодически приходилось и решать те вопросы, которые должна была решать она.
Сделав себе мысленную пометку извиниться перед сестрой, я, так же мысленно, пообещал себе на будущее отправлять всех к ней по тем делам, которые были в ее ведении.
Продолжив чтение, я нахмурился.
Очень по многим моментам выходило, что Бальсамо был именно чародеем-целителем, причем не просто неплохим, а отменным.
Давайте попробую объяснить.
Во многих отношениях, магия способна облегчить (или усложнить) вашу жизнь. Вот только в отношении целительства – это практически не работает. Здесь чародеи идут ноздря в ноздрю с обычными медиками, регулярно проходя обучение у простых смертных, и перенимая опыт в отношении лечения, адаптируя его под магию.
Переводя на нормальный язык – в средние века, чародей сначала учился ставить сломанную кость на место и фиксировать ее, чтобы она потом срослась, а уже потом начинал изобретать заклинания, которые бы ускоряли процесс. То же было и в отношении ран, отравлений, ожогов и прочего.
Талант же Калиостро проявился, бесспорно, в истории с асессором Иваном Исленевым, которого граф смог вылечить от тяжелой формы рака, что даже сейчас медикам не всегда под силу.
Скорее всего, Джузеппе погорел, в глазах Совета, на том, что излечил от безумия Василия Желугина, поскольку это явно было вмешательство в разум человека, а значит – черной магией. Хотя, крайне сомнительным выглядело и исцеление от нервного расстройства и Строганова, если только там дело не свелось к хорошей попойке с последующей задушевной беседой.
Накуролесить «граф Феникс» в Санкт-Петербурге успел немало. Помимо того, что лечил он направо и налево, как крайне состоятельных людей, с которых, не стесняясь, брал огромные гонорары, так и обычный люд, притом совершенно бесплатно.
Еще одним делом «с душком» могло бы считаться явление камер-фрейлине Головиной тени ее покойного мужа, хотя в данном случае я был уверен, что дело сводилось скорее к эктомантии, чем к черной магии.
Если задуматься, то граф был чародеем многих талантов и огромной силы, и, потенциально, мог бы поспорить в Совете за место Мерлина, а значит – враги даже внутри нашей братии ему были гарантированы.
К его талантам можно было смело записать великолепное знание магии земли, которое позволяло ему выводить из камней пузырьки воздуха, ментальные дисциплины, от гипноза и до более серьезных вещей, ранее помянутую эктомантию, которая была ничем иным как умением общаться с духами и использовать их, и, даже, в определенной мере – ясновидение, которое позволило ему предсказать не только падение французской королевской династии, но и казнь короля, и разрушение Бастилии.
Так или иначе, но я смог выписать несколько адресов, где он точно останавливался и жил, а также адреса тех мест, которые были предельно связаны с его историей, и могли представлять для меня интерес.
Вот только увидев один из этих адресов – мне наотрез расхотелось туда идти, а значит, что, скорее всего, если и было что-то, что чародей оставил после себя в городе, то оно было запрятано именно там, в самом центре города, на улице Гороховой.
Этот дом, под номером пятьдесят семь, был известен всему магическому сообществу в мире, как место, куда даже заходить не стоит, если, конечно, ты не хочешь нарваться на неприятности. Всему же остальному миру он был больше известен как Ротонда.
Еще в самом начале нашего появления в Санкт-Петербурге, мы с Лёшей заглянули в этот прославленный дом. Ну, точнее – заглянул он, а я просто рассматривал снаружи необычное здание с семью колоннами, причем даже мне, непрофессионалу в строительстве, было очевидно, что когда-то в доме было три входа, но на текущий момент остался только один. В общем – Алексей вылетел оттуда как ошпаренный спустя минуту после того, как зашел, схватил меня за руку, потащил в ближайший магазин, и чуть ли не там же, на месте, выпил целую бутылку водки прямо из горлышка, хотя особой тяги к алкоголю за ним до того не водилось. О том, что же он там увидел – он отказывался рассказывать наотрез, и у меня было ощущение, что он там смотрел вовсе не глазами, а Зрением.
С этим домом было связано больше городских легенд, чем можно было придумать в отношении любого другого места в мире, и каждая из них была мрачнее другой.
Судя по всему, Калиостро был чуть ли не первым, кто заинтересовался этим зданием, поскольку во второй раз в Россию он прибыл именно в год завершения его постройки, и по всему Петербургу ходили упорные слухи, что он использовал его как свою лабораторию. Впрочем, я не был бы удивлен, если бы нашлась и информация о том, что он эту постройку спонсировал в свой первый визит.