Ловушка для остальных членов банды была готова, а их главарь безропотно выполнял всё, что ему приказывали. Тряпка.

На улице уже стояла ночь — и это играло нам на руку. Теперь оставалось только вызывать каждую группу на базу и истреблять. Возможно, после этой ночи нас назовут маньяками… Но теперь было уже абсолютно плевать.

— Одна ошибка — и ты ошибся, — Кос поднёс лезвие топора к трясущемуся Ткачу, как он нам представился. Тот взял в руки телефон.

Следующие два часа растворились в кровавой рутине. Мы неслись сквозь вызванные отряды, как раскалённый нож через воск. Я уже не считал. Кажется, около семидесяти человек. Может, больше. За некоторых из них даже давали опыт, но большинство — пустые, как их глаза в момент смерти. Это лишь подтверждало очевидное: они были не готовы. Ни к нам, ни к тем реалиям, что теперь наступали.

Пушки, понты, самоуверенность — всё это не имело значения.

Нам противостояли мясные мешки, а не бойцы.

Вампиры были идеальными ночными хищниками. Они не давали ни единого шанса. Как и мы.

А Катя…

Катя превзошла всех. Она не просто убивала — она наслаждалась этим. На её лице не было ни тени сомнений, ни тени пощады. В один момент я увидел, как она, вся в крови, смотрела прямо сквозь человека, которого только что загрызла и все еще держала его остывающий труп в руках, — и понял, что передо мной уже не человек.

Катя стала монстром. Настоящим. Живым. И в каком-то смысле — прекрасным.

Но полезным монстром. Нашим.

У неё с Орином была связь. Не такая, как между Орином и Риконом — другая, менее властная. Орин не был для неё полноценным хозяином, скорее… точкой опоры.

Как этот механизм вообще работал, и почему Система ограничивала влияние «своих» вампиров на свободных — оставалось загадкой. То ли баланс какой-то соблюдался, то ли ограничения встроены на уровне кода, как у ИИ. Но факт оставался фактом: Орин вправил Кате мозги. Она не кидалась на нас, не сходила с ума от жажды, не пыталась доминировать. Просто действовала. Умело, хладнокровно, жестоко.

Когда всё было кончено, настал момент, который вызвал у меня сомнения. Не морального плана — с этим уже давно всё было решено. Скорее… эстетического.

Кос предложил передать привет капитану.

Совместными усилиями мы выложили из тел бандитов надпись: «Привет, капитан».

Да, у нас нашлось время и терпение, чтобы сделать обводку и даже втиснуть всё в аккуратную рамочку. Получилось… эффектно. Зрелище, которое не забудешь. Особенно при свете фар.

А капитан должен быть доволен. Когда мы допрашивали Ткача, он рассказал какие планы у них были на завтра — устранение полиции и захват власти в городе. Ну, это он так сказал. Как семьдесят зеков собирались удерживать власть над полумиллионной толпой он толком не смог ответить.

— Красиво, — сказала Катя, склонив голову и с интересом рассматривая композицию. — Нравится?

В её руке, как мешок с костями, висел Ткач — она сжимала его горло, не позволяя вымолвить ни слова. Он дрожал, как осенний лист, глаза метались по телам, выложенным в кровавую надпись, и наконец в них вспыхнуло осознание: живым он отсюда не уйдёт.

— Знаешь, чего не хватает? — губы Кати растянулись в пугающей улыбке. — Восклицательного знака.

Он даже не успел пошевелиться. Одно движение — и его голова с глухим шлёпком упала в конец надписи.

Катя аккуратно положила тело Ткача и подкорректировала надпись. Затем отступила на шаг, вытерла руки об какую-то тряпку и довольно кивнула, словно художник, поставивший последний мазок.

— Перебор, — нахмурился я. — Не думаешь?

Кос, который стоял рядом со мной, тоже рассматривал надпись.

— Не, — он покачал головой. — Зато мы явно даем показать всем — к нам лучше не лезть. Эти уроды сегодня убили и покалечили много хороших людей. Некоторых из них я знал, некоторых ты. Это расплата.

— Они убили парней с общаги, — сказал Сэм, вставая рядом. — Девчонок изнасиловали. Нет, я тоже не думаю, что это перебор. Это акт возмездия.

Да, новости о проделках «Зареченских» сыпались со всех сторон — соцсети пестрили сообщениями о том, как они вламываются в дома и как пытают людей. Полиция не успевала реагировать, и бандиты творили все, что хотели и никто не мог их остановить.