Столица, которую она до сих пор видела лишь на фотографиях и в кинохронике, и раньше представлялось ей местом почти сказочным. Москва же настоящая оказалась настолько невероятной, огромной и занимательной, что Раиса напрочь забыла о времени.

Одно метро чего стоило! Когда Раиса впервые оказалась в вагоне, от скорости даже замерло сердце. А потом она выходила на каждой станции, чтобы полюбоваться. Подземный дворец! Будь у нее впереди хотя бы пара дней, не успокоилась бы, пока все станции не объездила и не осмотрела. Темные внизу и белые поверху колонны будто сами лили свет на сводчатый потолок. В Парке культуры качались над головой диковинные граненые фонари, переливалась золотым блеском Киевская. Такая красота, что наружу не хочется!

Снаружи — еще удивительнее. Улицы текли широкие, как реки, звенели трамваи, басовито рычали машины. На тротуарах столько народу, что тесно. Порою прохожие шагают прямо по мостовым. Весь город будто куда-то отчаянно торопился. Стоит засмотреться на какой-нибудь дом, обязательно начнут ворчать, что мол мешаешь. Какой-то сердитый товарищ с портфелем очень неаккуратно подтолкнул Раису на перекрестке, проворчав: «Чего рот разинула?». Но она слишком увлеклась, чтобы рассердиться: по улице катил диковинный троллейбус в два этажа, словно одну машину поставили на другую. Прежде она их никаких не видела.

Иные улицы представляли собой сплошную стройку. Стоят дома, все в лесах снизу доверху, как в гигантской корзине. Тащат рабочие наверх кирпичи или ведра, известкой пахнет, аж через улицу чуешь, летят вниз золотистые стружки, капает краска. Берегись, прохожий! Попадут на шляпу или рубашку - сам виноват, не стой. И так - на целый квартал.

Где-то ближе к вечеру Раиса перешла немыслимых размеров мост. Он висел над Москва-рекой словно на гигантских струнах и даже удивительным казалось, что ветер в них не звенит. У прохожих она узнала, что мост называется Крымским, и тут же придумала себе, пока ноги держат, новое развлечение — считать мосты. Но хватило ее ненадолго. Казалось, что эта часть города вся состоит из мостов, широких улиц, зеленых бульваров, старинных домов и строек.

В каком-то сквере она позволила себе немного отдышаться. Посидела на лавочке, купила фруктовой воды в маленьком киоске, похожем на стакан в подстаканнике. Вечерело, стало прохладнее и пора было бы собираться обратно. Но утешившись тем, что метро бегает невероятно быстро, Раиса решила остаться у реки дотемна. Если здесь днем так хорошо, какой должен быть закат…

«И в самом деле, наверное, в этот раз девчата правы — мне повезло. Сама бы не подумала, что так повезет. Приехать бы еще. Просто так, ходить, смотреть, - думала она, медленно шагая вдоль набережной.
– Я бы весь день так бродила, а ночью села в поезд — и утром дома».

В речной глади отражались строгие башни и зубцы кремлевской стены. Солнце катилось за горизонт, последние отблески его гасли на куполах старинных церквей. Зажглись фонари. И стало видно, как на той стороне, за стеной в полумраке светятся два окна. Хотя трудно было разобрать, горит ли там в самом деле свет или просто отблеск от фонарей падает на стекло.

Раисе вспомнился плакат: «О каждом из нас заботится Сталин в Кремле». А вдруг, это он там сейчас? Может быть, все знающий советский руководитель вот так же как на том плакате сидит за столом у лампы. Вдруг, это его кабинет? Работает дотемна, или, подошел прямо сейчас к окну и видит ту же реку. И даже Раису видит.

Посмеявшись этой нелепой мысли, она внезапно поняла, что отчаянно устала, хочет есть и кажется, стерла ноги. Не удивительно, давно не приходилось столько ходить. В общежитие вернулась затемно, на ужин опоздала, и хорошо, что девочки-соседки оставили перекусить.

В ту ночь Раиса спала плохо. Вернее сказать, и не спала почти. Ныли перетруженные ноги, от волнения колотилось сердце, как перед экзаменами. Или перед свиданием. Она сама бы не сказала, как точнее. Только закроет глаза, плывут над головой фонари, похожие на елочные шары. Глядит на кипящий у его ног Тверской бульвар задумчивый Пушкин, уносятся в тоннели поезда метро.

Утром Раиса еле сумела открыть глаза. Соседки растолкали: «Вставай, путешественница! Первая лекция — хирургия. Сказали, настоящий боевой командир читает, военврач. С Финской пришел».

Вот незадача. С первого дня нужно постараться, а Раисе так хочется спать, аж голова падает. Но закаленная ночными дежурствами в больнице, она решила, что нарочно не позволит себе клевать носом, и специально села в первый ряд. На глазах у лектора и в голову не придет задремать.

А лектор оказался интересен. Голос у него был громкий, четкий, отлично поставленный, прямо как в театре. Можно и не устраиваться так близко, его наверняка и на “галерке” не хуже слышно. Раиса назвала его про себя “профессором”. “Интересно, бывают ли в армии профессора? А в каком он звании, я не расслышала”. Внешне тоже очень приметный. Чем-то он на Дзержинского похож. Будь Феликс Эдмундович такого же саженного росту и в плечах пошире, были бы как братья. Тоже в возрасте, лет сорока наверное, а глаза молодые - острые и светлые. Кажется, всех он в аудитории видит, разом и насквозь. И Раису, которая пытается не казаться слишком сонной, тоже видит.

Сидеть ровно и не клевать носом у нее еще получалось. Но лекция воспринималась, как рваный и склеенный фильм, а это было ужасно обидно и досадно. Рассказывал “товарищ профессор” подробно и понятно, не опуская глаза в бумаги.

Что-то по военной медицине и в Брянске, в фельдшерском техникуме читали. Но кроме кружочков и стрелочек на схемах в голове ничего с тех пор не застряло. Здесь же все предельно ясно и четко, и главное - интересно. Рассказывать так, чтобы тебя студенты слушали, это вообще вещь редкая. В техникуме хорошие преподаватели тоже были, но такой, к которому весь поток бегал - один-единственный. Пожалуй, с “товарищем профессором” они бы друг друга поняли. И как все строго выстроил, будто дом строил, кирпичик к кирпичику, хотя начал - для общего ознакомления - аж с Пирогова. Но быстро к настоящему времени перешел, свои случаи из практики привел. Раиса торопливо записывала, пару раз за руку себя ущипнула, чтобы не уснуть, но скоро с нее сон сбежал совсем. Только к концу занятия чуть ломило виски. Но это вполне можно пережить.