“Хороший состав, - думал Огнев, глядя на слушательниц, - Конечно, барышни почти все при параде, но никто ворон не ловит и на часы с тоской не глядит, и пудра с носиков не сыплется. Даже те две подружки с "галерки" не шушукаются”.

Когда искали преподавателя для этих курсов среди военных, кого привлекать к работе, и вопроса у командования не стояло. Вы, товарищ Огнев, любой личный состав понимаете как аудиторию, вам и передавать боевой опыт.

Группа в основном женская подобралась, точнее сказать, девичья. Только в пятом ряду трое ребят. Рядом устроились, похоже, из одного города. Хмурятся парни, что-то прикидывают. Их ведь в случае чего первыми призовут. А вот та, на первом ряду, наверное, ночью приехала, глаза сонные. Волосы убраны на затылок, ни волоска не выбивается, привыкла, наверное, по работе. Типичная прическа хорошей операционной сестры. Не выспалась, но держится.

“Очень похоже мы занимались с личным составом в боевых условиях. Денисенко это "вечерней школой" тогда называл. Только сейчас светло, тихо и мы не в палатке среди сосен. Вон, воробьи за окнами спорят, лето… Хотелось бы верить, что вам этой практики все-таки не выпадет, товарищи. И так, продолжим. О чем мы? Правильно, о вечном. О сортировке”

– В англоязычной терминологии сортировку называют triage - потому, что американцы в свою гражданскую войну придумали делить раненых на три потока. Да, у них была своя гражданская, четыре года воевали так, что разорение проигравшего Юга было видно и через полвека. В той войне было не только уничтожено рабство. Америка создала свою военную медицину, и ее опыт на десятки лет стал образцом для всей Европы. Их врачи показали себя прекрасными организаторами, но до научного подхода Пирогова им оказалось далеко. Пирогов, в зависимости, как сейчас бы сказали, от санитарно-тактической обстановки, делил раненых на четыре или пять потоков, и американцы много бы выиграли, имей они в руках его работы. Так, у вас вопрос?

– А почему они не воспользовались его работами? Крымская война же была раньше?

– Потому, что Пирогов вернулся с войны нервно-надломленным, опыт свой считал малоудачным и малоценным, и писал свои “Начала” очень медленно. И пока он их дописывал, американцы успели закончить войну, обработать статистику и издать первый в мире медико-санитарный отчет о ней. Их статистика и показала Пирогову, насколько его опыт ценен, так что в “Началах” американская статистика уже приведена. А сейчас сортировка - основа этапно-эвакуационной системы, выработанной нашим замечательным хирургом Владимиром Андреевичем Оппелем еще в 1917 году…

“Преемственность, значит, научного подхода. От Пирогова и до наших дней, - Раиса промокнула исписанную страницу.
– И идея Оппеля, что вся прифронтовая полоса - как госпиталь, а медицинские пункты в нем - как палаты. Только от палаты до палаты - километры”.

Ей вдруг представилось, как она работает на батальонном медпункте - до линии боя километр, а то и меньше, и она тут - самая главная, за все отвечает. Понятно, что совсем-то на фронт ее не пошлют. Будет где-нибудь в тылу работать, может, и в Белых Берегах развернут госпиталь глубокого тыла… Хотя сейчас не верится как-то, что он может понадобиться.

Когда лекция закончилась и всех выпроводили в коридор на перерыв, чтобы проветрить аудиторию, сделалось даже жалко, что так быстро. Она бы еще столько же слушала и записывала, неважно, что спать хочется. И вот тут-то, в коридоре, “товарищ профессор” ее и окликнул:

– Товарищ Поливанова, если не ошибаюсь, Раиса Ивановна? У вас все в порядке?

“Надо же! И фамилию успел запомнить. А я даже звание не расслышала”, - подумала про себя Раиса. Неловко выходило, заметил-таки, какие сонные у нее глаза.

– Совершенно в порядке, товарищ профессор!

Последние слова выскочили сами собой. Надо же как-то вежливо назвать человека, чье имя и звание ты, сонная тетеря, прослушала.

– За профессора, конечно, спасибо, но пока перелет. Военврач третьего ранга Огнев Алексей Петрович. Вы ночью, что ли, приехали? Я смотрю - когда не спите, то пишете старательно, у тех, кто в Москву приезжает, чтобы вместо учебы погулять, такого не бывает. Они честно спят.

Раиса почувствовала, что краснеет. Ведь она именно прогуляла весь вчерашний день, как и положено приезжему человеку, век не выбиравшемуся из своего угла.

– Извините… Я днем приехала, даже утром. Брянский поезд в восемь утра. Просто заснуть не получилось сразу. На новом месте. И ходила много. Я же никогда Москву не видела.

Ей неловко было признаваться, что она как школьница на каникулах, прокружила целый день по городу, но человеку, который сходу может и фамилию запомнить, и мало что насквозь тебя не видит, лучше не врать. Тем более военному.

– В Москве есть, на что посмотреть, это правда. И частая ошибка у тех, кто в столице впервые - попытаться увидеть и обойти все и сразу. Получается, как сказал по совсем другому поводу Пирогов, калейдоскоп, в который можно насмотреться до усталости.

От такого начала беседы Раиса повеселела. Хотя бы не сердится! А то такой интересный преподаватель, не хотелось бы в первый же день перед ним оплошать.

– У меня и не получилось, все и сразу, - призналась она.
– Даже метро, и то все не разглядела. И мосты через Москва-реку, - и тут же, потому что и интересно было, и хотелось показать, что она не глазеть по сторонам все-таки приехала, спросила, - А ваша следующая лекция когда?

– По расписанию - Огнев улыбнулся, - еще два академических часа сегодня, потом завтра в это же время. Так что, скоро у вас будет время отдохнуть. А беседу о Москве предлагаю продолжить завтра после лекций. Хотите, покажу вам город?